Картина, которая предстает передо мной, страшна и ужасна своей жестокостью и беспринципностью. Три солдата тянут руку орчонка в огонь костра, а тот кричит и сопротивляется. Сразу можно было бы подумать, что это подросток лет тринадцати, но если это орк, то скорее выглядит, как ребенок лет шести. Никто и не думает останавливать это безобразие. Солдаты, как зомби, сидят и молча смотрят на это действие, как безучастные зрители.
— Прекратите! — полукрик, полухрип слетает с моих губ. Он достаточно громок, чтобы его услышать. Но все равно, ноль реакции. Бесстрастные лица и горящие безумством глаза, механические действия и почти ощутимое удовлетворение от получения результата. — Прекратите!
Я совершенно не понимаю, что делаю, рука делает широкий взмах посохом и тугой воздух сбивает с ног всю четверку. Они упали. Хорошо не в костер. Орчонок вырвался и, скуля, спрятался за мной. Он успел быстрее воинов, те только сделали шаг вперёд, как еще одно движение посохом и они опять на земле.
— Стойте! — наконец‑то мой выкрик заставил их остановиться. — Так нельзя! Это ребенок!
— Что?! Это дикая нелюдь! Это не ребенок! Как ты смеешь останавливать нас?! Мы хотим его крови! Все хотят убить эту тварь! — к освещенному месту стали подходить люди.
— Что ты делаешь?! Дай им закончить дело или ляжешь рядом!
— Вы что творите?! Это ребенок!.. Да! Здоровый! С зеленой рожей, но ребенок! — эти слова я выкрикнул. Уверен, их было хорошо слышно. В горле засел ком, грудь стянуло. Дышать было ну очень тяжело.
— Что!? Ты орков любишь?! Знаешь, сколько они людей угробили? А сколько солдат полегло? А Ролт?.. Он погиб тут! От ожогов, на моих руках. Да пол–отряда лежало и чуть не погибло! Нужно убить его! — с не меньшей яростью сказал один из солдат. На его плече, светлея от бликов огня, красовалась нашивка сержанта.
— Да! — поддержала его толпа.
— Да! И тогда они не придут к нам больше! — все также зло процедил сержант.
— Убивать и наказывать надо взрослых! Дети не в ответе за действия отцов! А если его отпустить, он запомнит… Запомнит и передаст остальным события этой ночи. О том, что нельзя нападать на людей, — и странно, почему все смотрели на меня и молчали?
— А с чего ты решил, парень, что можешь решать что‑то в этом лагере. Особенно кому жить, а кому умереть? — из‑за моей спины, хмурясь, вышел граф. Он пошел по кругу пока, наконец, не встал напротив меня и пристально всмотрелся в глаза.
— А я и не решаю. Сзади меня стоит ребенок. Зеленый, огромный, но ребенок. А детей нельзя убивать и тем более нельзя мучить. Это закон. Я убивал орков и не сожалею об этом. Если завтра будет бой, я так же их буду убивать. Я спал, и этот детский крик меня разбудил, крик боли ребенка.
— Смысл в твоих словах есть, но это чудовище, очень много наших боевых товарищей погибло. И я понимаю своих людей. Это было их законное право. По правде говоря, я не знаю, что он тут делает. Пленных мы не брали… — скосил глаза граф на сержанта, — и мы еще выясним, почему, когда нужно было отдыхать, кто‑то мешал мне спать, — еще тише сказал граф. — Ваш целитель спас многих моих вассалов, а еще больших спас от мучений. Поэтому я буду милосерден. Орчонка выведешь из лагеря, и пусть будет свободен. Если не выживет, значит, такая у него судьба.
— Да, эл. Будет исполнено, — коротко поклонился я.
— Всем остальным. Отбой!
После того, как я вывел орчонка из лагеря, я отдал ему свою поясную сумку. Там как раз был мой сухой паек, что выдали нам по убытию в патруль. Я бы может и съел бы его, но меня почти сутки колбасило, а когда перестало, аппетита не было. Тот взял ее настороженно, одной рукой. Вторую, обожженную, он вытянул вдоль тела. Было темно, но каким‑то образом я все видел: даже то, что было за спиной, что делали солдаты в пятидесяти метрах от меня, и как колыхалась трава. Это было странно и непонятно, но мне было все равно. Первым делом орчонок. Отведя его от секретов с дружиной графа подальше, я махнул ему рукой, типа: 'Проваливай'. Но орчонок не шел.
Может, он не видит? Однако эти мысли орчонок опровергнул. Он встал передо мной на колени и начал кланяться, что‑то тихо рыча. Так продолжалось минут пять. Я думал, он мне, таким образом, выразит благодарность, но это начинало утомлять. Я далеко не в лучшей форме, того глядишь и упаду рядом с ним, а ему нужно идти отсюда и как можно быстрее. Я наклонился, чтобы поднять его. Как вдруг он подпрыгнул, резанул мне чем‑то руку и побежал прочь. Ах ты же, маленький засранец! Чувствовалось, что теплая жидкость стекает с руки и капает на землю. Чем только порезал? Ни сил, ни желания не было, чтобы бежать за ним. Пусть бежит. Как только я перестал его видеть, развернулся и, крепко сжав порезанную ладонь в кулак, пошел обратно. Еще нужно в живых остаться.
Ученик шамана Ррырх
Маленький орчонок бежал со всех сил своего десятилетного тела. Боясь, что старший Брат пожелает отомстить ему за нанесенное оскорбление. И только, когда он понял, что не сможет больше бежать, остановился и упал. Перед глазами все крутилось. Орчонок вспоминал лица тех страшных хумансов, что разорили их поселение и издевались над ним.
Само нападение он не помнит, помнит, что проснулся от криков, но не успел сообразить, как голова от чего‑то заболела, и мир заснул. Свое новое пробуждение он помнил прекрасно. Ужасный скрип, как будто духи кричат. И странная вещь, внутри которой он оказался. Он испугался и начал звать учителя Ршура, внезапно что‑то грохнуло сзади, мальчик резко развернулся, глаза залило светом, а в голову опять что‑то ударилось, и мир опять заснул. Больше он не шумел. Пытался выбраться, но не смог. Ему только оставалось лежать или спать. Он видел траву и небо через дыры. Он просил духов о помощи, они слышали его и откликались, но не помогали. Он слышал, как хумансы разговаривали друг с другом, как шумел ветер, нос чувствовал запах вкусной еды. Но мальчик боялся хумансов и сидел тихо. Он уже думал, что про него забыли, как неожиданно очнулся от ударов. Он увидел свободу, он попытался бежать, но хумансы были сильнее. Когда его руку сунули в огонь, он больше кричал и вырывался, после испытания огнем, он его не боялся. Нужно только попросить и огонь будет другом. А потом пришел он — Старший Брат. Он очень сильный шаман, духи сжалились над ним и прислали Его. Он защитил его, спас. Ррырх украл у хуманса железный клык, когда он упал, тот лежал под его лапой. Духи помогли.
Сказать, что орки были грязными необученными дикарями, было правильно. Это варвары в самом явном своем проявлении. Однако нет такого народа, у которого не было бы своих традиций, заветов предков, правил общения. У орков тоже они были. Это первое и, наверное, единственное, чему обучали орки своих детей. Подчинение старшим: вождям, шаманам, старикам. Долг рода, орки никогда не предают свой клан, род. И последнее: долг жизни, если одного орка спас другой, то тот должен был вернуть долг.
