В комнате было тихо. Но после слов герцога наступила полная тишина. Покрасневшая Десдайо, едва не плача, вышла вперед.
— Я бы никогда не стала…
— Стала бы, — сказал Марко. — Ты просто не знаешь. Он пугает и тебя. И нравится этим.
— А при чем тут госпожа Джульетта?
Герцог повернулся к дяде. Алонцо покраснел и неожиданно принялся извиняться. Герцог успокоил его, но попросил больше так не делать.
— Расскажи им правду, — приказал Марко Атило.
— В первый раз она просто сбежала.
— И ты просто вернул ее? — спросил Алонцо. — Не упомянув о прочих обстоятельствах?
— Да, мой господин.
— В ту ночь…
— Алонцо, — произнесла герцогиня Алекса.
— Регент прав, — Марко мило улыбнулся. — В ту ночь, когда Клинок был сломан, — он заметил, как кровь отхлынула от лица Атило, и поправился: — ну, во всяком случае, треснул. Ты согласен?
Атило, стоя на коленях, кивнул.
— И моя мать права. Кригсхунды, маги, ходячие мертвецы, а теперь и это, — Марко IV, принц Серениссимы, обвел взглядом Совет, кивая каждому из Десяти. Потом послал воздушный поцелуй Десдайо. — Лучше быть настороже. У нас так много врагов, никогда не знаешь, кто из них подслушивает.
Марко сошел с возвышения, на котором стоял трон, и поднял Атило с колен.
— Ты знаешь, в чем его спасение?
— Нет, ваше высочество.
— Я не оскорблю небеса. И не рискну оскорбить ад. Тико сохранит свою жизнь. Твой новый ученик — тоже. Но вряд ли дядя позволит тебе держать рядом демона.
Последние связные слова герцога на ближайшие три месяца. Конечно, в тот момент об этом никто не подозревал. Разве что Хайтаун Кроу… Алхимик бросился к герцогу и помог ему усесться обратно на трон.
Марко вновь мертвой хваткой стиснул подлокотники. Спустя несколько секунд он немного расслабился и принялся стучать каблуками по подножию. Потом отвлекся на бабочку, кружившую у лампы. Когда Атило окончательно убедился, что герцог больше не обращает на него внимания, он обернулся к Алексе и Алонцо.
— Позволено ли мне удалиться?
— Нет, — ответил Алонцо. — Не позволено.
Алекса взглянула на регента:
— Марко подарил ему их жизни.
— Жизни, — мрачно ответил регент. — Но он ничего не сказал об освобождении раба. Нищий мальчишка ничего не значит. Атило может забрать его. Но другой — раб. Сейчас он принадлежит городу. И город избавится от него.
— Позвольте мне купить его, — вмешалась Десдайо.
— Уверен, твоему возлюбленному это понравится, — усмехнулся регент. — Нет, раб будет отправлен на юг и там продан. Учитывая его внешность…
Учитывая внешность, на рынках Александрии, Константинополя или Кипра за него можно выручить немало денег. А одежда, боязнь дневного света и белизна кожи только добавят экзотики и увеличат цену. Если он умрет, кто посмеет обвинить Венецию? А если нет, то со временем будет мечтать о смерти.
— Сколько галер отплывает завтра?
— Десяток, мой господин.
— Куда направляется первая?
— Далмация, Сицилия, потом Кипр.
— Убедись, что он уплывет на ней. В качестве галерного раба. Пусть по окончании путешествия его продадут. Деньги получат наши агенты. Он может оставить свою нелепую одежду. Может мазаться составом алхимика, прятаться под навесом, которым торговцы прикрывают товар. За исключением сказанного, он должен работать, как любой другой раб.
Стук в дверь заставил Джульетту отнять ребенка от груди.
Она не ответила, и дверь медленно отворилась. Принц Леопольд осторожно заглянул в комнату:
— Госпожа моя, могу я войти?
— Я же говорила, — ответила она. — Тебе не нужно стучать.
— Ты могла кормить Лео.
— Я и кормила, — улыбнулась Джульетта. Она погладила ребенка по щеке, и тот вновь принялся увлеченно сосать грудь, сопя и причмокивая. Когда Джульетта повернулась к Леопольду, тот демонстративно смотрел в окно, на красные поля Кипра.
— Что-то интересное?
— Крестьяне жнут ячмень на верхних склонах.
Их дружба временами бывала очень хрупкой. Слишком многое осталось недосказанным.
Они с Леопольдом делили постель, спали вместе, когда младенец давал им поспать, в последнее время чаще, чем в первые месяцы. Джульетта могла позвать кормилицу. В действительности Леопольд сам предлагал нанять ее. Джульетта отказалась, и Леопольд, похоже, смирился с этим. Однако он стучался в дверь, прежде чем открыть ее, и отворачивался, когда молодая женщина кормила ребенка. Такая деликатность казалась странной, памятуя о том проклятом чудовище, в которое Леопольд превратился на крыше особняка Фридланд, и тем более странной на фоне ужасной бойни в Каннареджо.
Битва с Ассасини произошла больше года назад, но и сейчас воспоминания о ней заставили Джульетту вздрогнуть.
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем, — уверила она.
— О том юноше, — печально сказал Леопольд.
— Леопольд… Клянусь тебе. Я даже близко не думала о нем.
Она лгала. Бывали минуты, особенно после полуночи, когда она просыпалась. Ей казалось, что седоволосый юноша из базилики сидит в комнате и смотрит, как она спит. Конечно, это были только сны.
— Я видел, как ты смотрела на него.
— Неправда.
— Нет, — ответил Леопольд. — Правда. И я видел, как он смотрит на тебя. Думаешь, он отпустил нас ради меня? Если бы ты не вмешалась, я был бы мертв. Он отпустил тебя и позволил мне уйти с тобой.
— Я люблю тебя.
В глазах Джульетты стояли слезы.
— И я люблю тебя, — сказа он. — По-своему. Но ты мечтаешь о нем, будто у вас на двоих одна душа, которую кто-то разрезал пополам. Помнишь, ты говорила мне, что ребенок — не от Марко…
— Лео, пожалуйста, перестань.
— Это его ребенок?
Джульетта молча заплакала.
Принц Леопольд вернулся вечером, неся платок из мальтийского кружева, полдюжины фиг и миску сорбета — белого вина, смешанного с лимонным соком и колотым льдом, — в качестве извинения и предложения мира.
— Прости, — он выставил подарки на стол и пошел к двери.
— Ты можешь остаться.
— Я опять скажу какую-нибудь глупость.
— Все равно… — Джульетта похлопала по сиденью рядом с собой. — Знаешь, при венецианском дворе ходили разговоры о твоем красноречии. Тетя была в ярости от того, что стольким фрейлинам…
— Я вскружил голову? — закончил Леопольд, предлагая ей фигу.
— Хотя, возможно, она сердилась и по другим поводам, — допустила Джульетта. — Но тогда я не знала, что ты кригсхунд. Однако твоя репутация…
