Последняя мысль обожгла так, что Лита вздрогнула.
Анри! Она клялась ему в любви – но не вспомнила о нем, идя на смерть!
Перед глазами встало родное лицо. Умные, веселые серые глаза. Курносый нос, делающий Анри похожим на мальчишку. Светлые волосы, которые она любила взъерошить. Смешно оттопыренные уши – и такой твердый, такой волевой подбородок.
Анри, который понимал Литу лучше, чем она сама понимала себя. Анри, который из ничего, из воздуха вынимал, словно фокусник, удивительные истории. Анри, который и не пытался побороть ее тягу к небесным странствиям – «летай, мое сердце!» Рядом с ним никогда не было ни страшно, ни тоскливо. Он умел делать мир прекрасным.
«Прощай, любимый. Я обещала стать твоей женой – и не сдержала слова. Всё, чего я хотела бы перед смертью, – коснуться твоей руки. Твоих тонких пальцев в чернильных пятнах... Прощай!»
* * *
В это мгновение в Фейхштаде, в своем особняке, проснулся Анри деу Родьер.
Спальня, и так-то неуютно огромная, стала безграничной. Исчезли стены. И оттуда, где вечером были эти стены, поползла черная жуть.
Рывком сел на постели. Сердце билось глухо, сильно, словно пытаясь вырваться наружу. Душа полыхнула тревогой: Лита в беде, с Литой плохо!
Рука привычно пошарила у изголовья, ища костыль. Не нашла, упала бессильно.
Что случилось? Ночь стала давящей. Почему-то в ушах стояли отзвуки грома и шум дождя, хотя вечером ничто не предвещало непогоды. Но сейчас и гром не гремел. Стояла страшная, давящая тишина. Стояла смерть, глядела в упор.
Не его смерть. Литы.
Стиснув зубы, Анри поднялся с кровати. Сделал шаг, другой. Куда он шел – сам не знал, но надо было куда-то идти, что-то делать...
Анри протянул руку во мрак и сказал громко:
– Возьми мою жизнь, всего меня возьми... только живи, пожалуйста, живи!
С ужасом и восторгом он ощутил, как его рука во мраке нашарила тонкие женские пальцы.
Это было последним, что почувствовал Анри деу Родьер. Мрак, заполнивший мир, обрушился на него, и сознание погасло.
6
Но в крови горячечной
Подымались мы.
Но глаза незрячие
Открывали мы.
(Э. Багр ицкий)
Лита резко села на палубе.
Ее рука еще хранила тепло руки Анри.
Да, это ей почудилось – но все равно заставило стряхнуть оцепенение.
Посмотрел бы сейчас Анри на свою невесту! Валяется, как связанная овца, которую сейчас зарежут!
Вокруг неподвижно, вповалку лежала команда. Лита отшвырнула от себя страшные мысли. Конечно, они живы. Их надо защитить.
Откуда и силы взялись: превозмогая боль, поднялась на ноги. Размяла пальцы, пошевелила занемевшими запястьями.
Враг дал короткую передышку – вот и возьмем ее. И снова в бой.
Ей нельзя погибать. Она обещала Анри, что вернется. И обещала не дать уничтожить «Миранду».
Опять в струях дождя засияло пятно света.
«Иди сюда, Сапфир, убийца! Я ж тебя сейчас... даже не терпится...»
В пятне света возникла чародейка. На губах ее змеилась презрительная, злая усмешка. Но тут же она сменилась гримасой страха: Сапфир увидела лицо противницы.
Лита диль Фьорро вскинула руки перед собой и всем телом подалась вперед, устремляя силу в лицо мерзавке. В памяти мелькнули слова боцмана: «Бей лбом в переносицу, как я учил!» Лита четко представила себе этот удар.
Вопль боли и ужаса пронесся над озером и потерялся в лесу. Исчез свет комнаты Семибашенного замка. Над озером вступила в свои права обычная ночь. Гроза теряла силу, погромыхивая где-то над лесом. Дождь стал слабее.
«Она не вернется», – с усталым торжеством подумала Лита.
И только тут ей стало страшно. Не за себя. За друзей. Живы ли они, отдавшие ей силу?
Обернулась. Покачнулась. Поняла, что толку от нее сейчас мало.
Вонзив когти в мачту, на девушку молча глядел Филин.
– Что стоишь? – прохрипела Лита. – Помогай!
Филин отцепился от мачты и первым делом, конечно, бросился к Маре.
* * *
Рабы с пустыми глазами и мертвыми лицами входили в спальню Сапфир и выходили обратно: кто нес воду, кто – чистую холстину, кто – жаровню и целебные благовония.
Агат и Двуцвет не пошли вслед за Алмазом, который отнес в спальню бесчувственную, с окровавленным лицом чародейку. Алмаз у них за лекаря, вот пусть и хлопочет.
Агат что-то плаксиво говорила на родном языке. Без перевода было ясно: жалуется своему богу на бестолковых магов, заставивших ее зря потратить часть силы.
Двуцвет извелся. Нет, не от переживаний за Сапфир, которая может и не выжить. Он предвкушал выволочку от Алмаза. Он, Двуцвет, действительно не разузнал, в состоянии ли экипаж «Миранды» защититься от магической атаки. Но кто мог подумать, что на борту небольшой контрабандистской шхуны окажется такая сильная чародейка!..
Когда Алмаз вышел в коридор, он, вопреки обыкновению, не стал искать виноватых. Спросил озадаченно:
– Мы постигали магию у одного учителя... напомни, пожалуйста, какие повреждения можно нанести врагу в магическом поединке? Я не о душевных повреждениях, только о телесных...
– О телесных? – удивился Двуцвет, быстро вспоминая слова демона-наставника. – Ну... из смертельно опасных: остановка сердца, нарушение дыхания... задохнуться можно насмерть. Иногда лопаются сосуды в мозгу, может случиться паралич. И всегда – резкий упадок сил. Он, как правило, и ведет к смерти.
– Так и я помню, – кивнул Алмаз. – А говорил ли учитель про переломы, ссадины?
– Какие переломы, это же не кабацкая драка!.. А, ты про то, что у нее кровь пошла носом?
– Кровь? Носом?.. Ну, можно сказать и так. Ее нос разбит в кашу.
– Как – разбит?!
– А так. Носовые хрящи смяты, словно нашей Сапфир перепало, как ты выразился, в кабацкой драке. Похоже, джермийская задавака на всю жизнь изуродована... Да что же там за чудовище, на этой «Миранде»?
Ошеломленный Двуцвет медленно склонил голову. Теперь маг ясно видел свою ошибку. Он наступил на те же грабли: недооценил Бенца. Этот страшный человек, выдающий себя за обычного контрабандиста, не только коварен и непредсказуем, не только умеет плести несколько интриг сразу – он еще осторожен и предусмотрителен. От магической атаки его прикрывает могучая чародейка с какими-то особыми навыками. Даже демон-учитель не обучал их тому, что умеет летучая ведьма. А остальные члены команды, вероятно, все как один великие воины, знатоки древних боевых искусств, готовые защитить своего вожака от шпаги и кинжала.
А значит, пока не стоит подсылать на «Миранду» убийц. Пусть Гьера и Рубин хоть надорвутся от брани. Двуцвет умеет делать выводы из собственных промахов. Этот непостижимый и опасный Бенц заслуживает тщательного наблюдения и изучения.
* * *
А в Фейхштаде, на ковре своей спальни, очнулся Анри деу Родьер.
Его привел в чувство шершавый язык Тумана, вылизывающего хозяину лицо.
В окно уже просочился слабый, бледный, храбрый рассвет, прогоняя ночные ужасы.
Анри скосил глаза. Рядом сидел Гром, держа в зубах костыль.
С трудом сев, Анри погладил обоих псов и с удовольствием сказал:
– Дурак у вас хозяин. Просто идиот. Ему привиделся кошмар – и он ударился в панику. Да разве с Литой – с Литой! – может случиться что-то плохое?
Псы не спорили с ним. Они тоже любили Литу.
Мужчине пришла в голову неожиданная мысль. Он смерил взглядом расстояние от себя до кровати. Получилось весьма прилично – для калеки, разумеется.
– Это я без костылей сюда дошел?! От страха? А если сейчас?..
Опираясь на загривок огромного Тумана, Анри поднялся на ноги.
Он стоял, с непривычки раскинув руки, балансируя, чтобы не упасть, а довольные псы лупили хвостами по ковру.
