Я за чем-нибудь захожу к канцелиару — жрец с интересом рассматривает развешенные и разложенные неподалеку ковры.
Я сижу в общем зале жилого корпуса — лич сидит или висит в воздухе неподалеку, изучая свиток, книгу или какую-нибудь безделушку.
Поначалу это удивляло. Потом забавляло. А вскоре начало раздражать даже сильнее, чем его обычная назойливость.
Единственным местом, где Килир не маячил поблизости, являлась моя комната. Возможно, потому что ее размер что в длину, что в ширину, был меньше, чем расстояние, которое он демонстративно удерживал между нами. Конечно, может быть, лич также не рискнул бы сопровождать меня к дому коменданта, но повода проверить эту гипотезу не нашлось. А беспокоить больного без весомой причины не хотелось.
Когда в очередной раз жрец безмолвно и не глядя на меня завис рядом с груженой шерстью телегой, делая вид, что его невероятно интересует количество тюков внутри, во мне всколыхнулась злость.
— Кажется, кто-то пытается взять тебя измором, — ехидно сообщил подселенец. — И у него это даже почти получилось, судя по твоей реакции. На всякий случай напоминаю, совесть — рудимент, постарайся от нее избавиться поскорее. Рассуждай, а не чувствуй.
— Да при чем тут совесть?
— При том, что он сейчас всячески демонстрирует свое одиночество. Потому что из всего населения заставы только ты можешь составить ему достойную компанию.
— Его сюда никто не звал.
— А с его точки зрения это не важно. Он последовал сюда за тобой, беспокоясь о твоем состоянии. Ну, по крайней мере, это официально озвученная позиция, которой нет смысла не верить — мало ли, что может взбрести в голову личу, которому кто-то вдруг приглянулся. А ты, между прочим, все еще ему обязана. Так что…
— Вот я не понимаю, ты сейчас вообще на чьей стороне — на его или на моей, а?
— На собственной, — холодно ответил подселенец. — Скучающий лич зачастую только выглядит таковым. На самом деле он очень внимательно за тобой наблюдает. А еще внимательнее — за остальными. Но ты воспринимаешь его присутствие исключительно через призму своего раздражения, тогда как остальные вообще начали относиться к нему чуть ли не как к самоходной мебели, настолько он не отсвечивает. Понимаешь, к чему я клоню?
— Он может увидеть или услышать что-то, для него не предназначенное…
— Именно.
— И что ты предлагаешь?
— Удели ему внимание, раз он так его жаждет.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно. Развлеки его… беседой, например.
— Я понятия не имею, о чем разговаривать с личем, который неизвестно во сколько раз старше меня.
Альд издал странный смешок. Хм. Ну да, он же тоже старше меня.
— Поинтересуйся у него о чем-нибудь. Спроси совета. Расскажи что-то о себе.
— О да, о себе я могу рассказать о-о-очень много любопытного, — съязвила я. — Особенно на интересующую его тему моего воскрешения.
— Формально, на этот его вопрос ты ответила, — протянул подселенец. — Ответ, конечно, вышел откровенно так себе, но с поправкой на твой образ наивной ду…
— Так о чем мне с ним говорить? — нетерпеливо переспросила я. — Конкретнее.
— Хм… — Альд ненадолго замолчал. — Ты можешь обсудить с ним Речи Суртаза.
— Кажется, я тебе уже говорила, что не разбираюсь…
— Вот именно. Как вариант, можно поговорить о различных способах поднятия и удерживания мертвецов — еще одна тема из множества тех, в которых ты не…
— Лучше уж Речи Суртаза, — отрезала я.
— Ну так вперед, — в голосе Альда послышались злорадные нотки, — а то он эти тюки уже по третьему разу пересчитывает, кажется.
Обреченно вздохнув — конечно же, мысленно — я направилась к жрецу. Остановившись в паре шагов от него, немного подождала, но так как никакой реакции на мое появление не последовало, была вынуждена заговорить первой.
— Брат мой…
Килир медленно развернулся ко мне всем телом. Настолько откровенной демонстрации покорности и печали я в жизни не видела. В посмертии, впрочем, тоже.
— Я снова помешал тебе, сестра? — тихо спросил он. — Прошу подождать еще полтора дня. Завтра вечером я избавлю тебя от своего общества.
— Я не…
От охватившей меня неловкости я щелкнула челюстью. Кости Суртаза, да что же это такое? Его не звали, сам навязался, маячил весь день немым укором, такой себе одинокий страдалец, и в результате всего этого я все равно себя чувствую виноватой… Так, Шиза, соберись.
— Не зря я говорил про совесть… — ехидно напомнил подселенец.
— Я прошу прощения за то, что не составила тебе компанию сегодня, — я наконец совладала своей неловкостью. — И вчера. Сам понимаешь, дела…
— Да, я понимаю, — Килир едва заметно улыбнулся и опустил глаза. — В любом случае, я благодарен тебе за возможность отдохнуть в тишине и… одиночестве.
На последнем слове голос лича дрогнул. Умом я понимала, что все это — игра. Фальшь. Что его голос — лишь инструмент для манипуляции. Но если он пытался меня задеть — ему это удалось. Я слишком хорошо знала, что такое одиночество. Особенно — нежеланное. А если не пытался…
Вдруг он действительно тянулся ко мне просто потому, что я не настолько высокомерна, как остальные наши сородичи в посмертии? Ну а попытки очаровать… С его-то внешностью — ничего удивительного. И, похоже, он уже понял, что чары на меня не действуют — степень отвращения заметно снизилась. Да и ко внешности его я уже как-то попривыкла, похоже. Не симпатяга, конечно, но если смотреть сквозь него, то вполне терпимо. Все-таки, огоньки в пустых глазницах дают в этом смысле неоспоримое преимущество — никто не знает, на что именно ты смотришь прямо сейчас.
— Если тебе одиноко, можем поговорить.
Килир удивленно приподнял брови, будто бы мое предложение стало для него неожиданностью. Интересно, сколько правды в этом выражении удивления?
— Не стоит, боюсь, я и так слишком долго злоупотреблял твоим вниманием…
Ага, это мне еще его поуговаривать нужно, что ли? Ну уж нет.
— Что ж… — я пожала плечами.
— Но я буду благодарен, если ты уделишь мне столько времени, сколько сочтешь нужным, — видимо, лич понял, что моя совесть не только легко просыпается, но и засыпает довольно быстро. — Я всегда рад общению с тобой.
— Ладно… — даже не знаю, достоинством или недостатком в тот момент была безэмоциональность моего голоса. — Правда, времени у меня не так уж много, и я понятия не имею, о чем можно поговорить.
Жрец тонко улыбнулся и едва заметно качнул головой.
— Если не против, поднимемся на стену? У вас здесь замечательный вид.
И хотя я откровенно сомневалась в искренности последней фразы, причин возражать у меня не было. Стена или внутренний двор — какая разница? Главное — что на виду у всех. Наедине с ним мне не хотелось оставаться категорически.
— Не против.
Килир снова галантно подал мне руку, и я, преодолевая внутреннее содрогание, на нее оперлась. Отвращение к нему чуть шевельнулось, да и только. Нет, все-таки — это подозрительно. Как и то, что подселенец старательно молчал, хоть я и ощущала его сдержанный интерес к происходящему.
Мы поднялись на стену, и я поняла, почему лич назвал окружавший нашу крепость вид замечательным. Потому что ничего не было видно. Густой плотный туман скрыл топи вокруг нас, и застава, казалось, плыла куда-то в этой подвижной непроглядной белесой мути.
— Интересное зрелище, правда? — тихо поинтересовался Килир.
— О да, особенно с учетом того, что где-то поблизости могут еще бродить твари, — кажется, мне даже удалось голосом выразить хотя бы капельку сарказма, с которым эта фраза звучала в моей голове. Или нет.
— Все же, я надеюсь, что комендант озаботился сигнальными чарами…
Я промолчала, продолжая вглядываться в туман, но уже с определенной целью. Да, чары действительно были. Не то чтобы я не доверяла сэру Алонту, но он сейчас явно не в лучшем состоянии, поэтому лишний раз перепроверить не помешает.
— Восхитительный образец здравомыслия…