– Думаю, мама просто… не могла себе такое позволить, – Эдди вздохнул.
Он старше.
И умнее.
И тогда в детстве первым протянул руку и сказал:
– Ты слабая.
– Сам такой.
– Слабая. Я буду тебя защищать.
Ну как сказал? Почти прорычал. Но я ничуть не испугалась, хотя никогда не видела прежде живого орка так близко. И спросила:
– А перья дашь потрогать? И волосы заплести надо.
Волосы у него, как и у меня, темные и жесткие, а тогда еще все время норовили запутаться, но он позволил расчесать себя. И я пыхтела, стараясь подражать матушке, чесала, разбирала пряди, ровняла пробор. Как он только выдержал?
– А сладости… у нас вечно не хватало на сладости. Только иногда. – Он махнул рукой. – Но если не хочешь, оставайся дома.
– Ты же знаешь, что не останусь.
– Знаю.
– И не из-за денег. Та девушка, мне ее жаль. Думаешь, вытащим?
– Постараемся.
Рядом с Эдди всегда было спокойно, и я позволила обиде исчезнуть. В самом-то деле, какая разница, кто присылал шоколад или медовые орешки? Главное, что на Рождество мы устраивали себе маленький праздник. И это мои воспоминания.
Что до остального, то Эдди не позволит случиться плохому.
И я закрыла глаза, чувствуя, как в душе вновь воцаряется мир.
Чарльз не удивился, когда в дверь постучали. Он ждал и визита, и разговора, ибо было очевидно, что полукровке-орку что-то от него, Чарльза, надо. И отнюдь не денег.
А потому ждал.
Еще тогда, за ужином, леди Элизабет сказала, что возвращаться в город смысла нет, что всяко удобнее остановиться у них, пока дело не сладится, ведь дом большой и места в нем довольно. А Чарльз не стал отказываться.
Дом и вправду большой.
И гостевые комнаты в нем тоже нашлись, правда, если кто в них и гостил, то давно. Нет, здесь было чисто. Ни пыли. Ни плесени. Лишь характерный запах застоявшегося дома. Рассохшийся пол. Обои в трещинах. И старая кровать. Матрас соломенный, но солома свежая.
Ждали?
Готовились?
К чему?
– Можно? – поинтересовался Эдди. – Поговорить надо.
И приглашающе поднял бутылку из мутного стекла. Чарльз покачал головой. Вряд ли стоило надеяться на приличный брэнди, а орочий самогон – не совсем то, что пьют джентльмены. Хотя местным реалиям он соответствует куда больше.
– Думаете, завтра будут сложности?
– Будут. Непременно. – Эдди покачал кресло, прислушался к скрипу и, поморщившись, опустился на пол. – Не бывает, чтоб вовсе без сложностей.
Чарльз кивнул.
Но на пол садиться не стал. Впрочем, как и на стул. Местная мебель вызывала у него некоторые сомнения. А вот кровать выглядела достаточно прочной, чтобы не развалиться под его весом.
– Договор? – Эдди протянул руку. – Я вытаскиваю твою сестру. Ты помогаешь моей.
– В чем?
Чарльз прищурился. Что-то… нет, девица неплоха и по-своему интересна, экзотична весьма, однако это еще не значит, что он должен на ней жениться. А кажется, именно это и имелось в виду.
– Заберешь ее отсюда. – Эдди отхлебнул из бутылки и поморщился. – К себе. На Восток. Найдешь ей мужа.
– Гм…
– Им здесь не место. Ей уж точно. Да и матушке… Заглядывает к ней один тут. Я с ним побеседую, ежели чего. – Он бухнул кулаком по полу и пол загудел. А Чарльз подумал, что после такой беседы любой человек, коль намерения его в отношении леди Элизабет недостаточно серьезны, непременно отступится. – И с ней. Если захочет… но не захочет. Не станет возвращаться. Гордая. А Милли тут чужая.
– Почему ты так думаешь?
Вот не выглядела эта самая Милли здесь хоть сколько-нибудь неуместной. Скорее уж наоборот, сейчас она дома, тогда как на Востоке… Чарльз попытался представить ее в маменькиной гостиной и с сожалением был вынужден признать: не такое уж и богатое у него воображение.
– А что ее здесь ждет? – Эдди вновь протянул бутылку, и на сей раз Чарльз не стал отказываться.
Самогон был… скажем так, не коньяк и не бренди, но и не то дерьмо, которым торговали в местном салуне.
– Или подстрелят, или влюбится в какого-нибудь поганца. Неизвестно, что хуже.
– Думаешь, на Востоке поганцев нет?
– Хватает, но там ее не продадут в бордель. Или оркам. Или еще кому. У меня ведь работа такая… Сегодня живой, а завтра пуля в лоб. И что дальше?
В голове зашумело. И Чарльз признал, что пуля во лбу – так себе жизненный план.
– А если случится вдруг что, то завтра же дом полыхнет. Многие тут на нее злые. Гордая больно. Дерзкая. И языкастая без меры. Найдутся, которые захотят поучить.
Эдди вновь приложился к бутылке.
И рыгнул.
От этого звука по спине у Чарльза побежали мурашки.
– Там, глядишь, шанс будет. И Дар у нее сильный.
– Дар? – А вот это меняло дело. И Чарльз мысленно обругал себя: почему не присмотрелся? Привык, что на фронтире маги коль и встречаются, то редко. Впрочем, на Востоке их тоже не так чтобы много.
А уж среди женщин и подавно.
– От матушки унаследовала. Думаю, что от матушки. Правда… – Тут Эдди несколько замялся, глянул исподлобья, будто оценивая Чарльза, решая, стоит ли ему доверять.
От матушки вряд ли, подумал Чарльз. Прекрасная леди Элизабет несла в себе искру Дара, но слабую. Он и заметил ее лишь потому, как приглядывался.
– …Отец ее из обычных был. А она вот такая уродилась. Не пойми в кого. Но тут мы не особо об этом болтаем. Сам понимаешь, узнает кто, и даже я не сумею уберечь. Но Дар крепчает, прорывается…
Девушка с сильным Даром – редкость. А уж в местах нынешних, если подумать, вовсе небывалая.
– Как давно открылся?
– Да вот как в возраст стала входить. – Уши Эдди запунцовели, что было по меньшей мере необычно. – Она тогда сарай дальний спалила. Из-за папаши. Матушка ее учила, но…
Чарльз потер переносицу.
И поглядел на орка, который с видом презадумчивым покачивал бутылку. Содержимое ее бултыхалось, и звук этот удивительным образом вписывался в стрекот сверчков.
– С ней по-нормальному надобно, – сказал Эдди. – Пока еще держалась. Пряталась. А месяца два назад брала одного умника… Прохвост еще тот, но за голову две сотни обещали. Неплохо, да. Я не знал. Тоже был на деле, а она заприметила. Пошла следом. Ходит Милли хорошо. Затеяла знакомство, думала взять по-тихому, а этот решил – раз девка, то и руки распустить можно. Уж не знаю, чего там у них вышло, но сдавать шерифу было нечего. Одни головешки остались.
Чарльзу подурнело.
Выходит, девчонка не просто маг, но… Сжечь человека не так просто, как полагают некоторые. Более того, люди горят с трудом, а уж до состояния головешек довести и вовсе…
– Перенервничала она. – Эдди явно оправдывался.
– И что… суд?
– Какой суд? – искренне удивился Эдди.
А Чарльз сунул пальцы под галстук.
– Прикопали по тихому, и все. Сам виноват.
– Ты понимаешь, что… – Чарльз махнул рукой, вдруг осознав: нет, не понимает. Его собеседник любит сестру, как любит и матушку, которая ему явно не родная, но упоминать о том не стоит, ибо ни к чему нервировать хорошего человека.
Нелюдя.
И глубоко плевать этому вот нелюдю и на пакт Пульмана, ограничивающий использование магических сил, и на все уложения Кодекса. И беспокоит его вовсе не факт убийства – которое он, к слову, не считает чем-то из ряда вон выходящим, если говорит о нем с такой бесхитростной простотой, – а лишь судьба сестрицы. В том плане, что пару ей и вправду найти не получится.
Мужа-то сжечь – это целая история. Не то что какого-то там мошенника.
Такие дела.
– Я не дурак, – тихо произнес Эдди, вздернув губу, а в полутьме блеснули клыки. – Но здесь свои законы. У кого сила, у того закон.
– На Востоке все несколько иначе.
– И это понимаю. Я знаю, что Дар у женщин – редкость. И гарантия, что этот Дар перейдет детям. А потому мужа ей там сыскать будет куда проще, чем здесь.
И желательно тоже одаренного – в достаточной мере, чтобы не превратиться в кучку пепла после какой-нибудь супружеской ссоры, подумал Чарльз.
