И поневоле задержался у края пешеходки...
Совсем близко, в той стороне, куда он направлялся, сидела на красивом гнедом коне молодая дворянка. Никуда не ехала, восседала, сложив на луке седла руки в замшевых перчатках с расшитыми золотом раструбами. Вроде бы самая обычная дворянка, каким при верховой езде политесно носить мужское платье. Однако очаровательна она была, как Дальмигетта25 — точеное личико, от которого сладко замирало сердце, огромные синие глазищи, золотые волосы каскадом падают на плечи (вообще-то старомодная прическа, но ей страшно идет), аксамитный синий кафтан в мерутесен, так что сразу видно: фигурка у нее словно у статуй Пероза... Что она тут делает? Лавок поблизости нет — во всяком случае, тех, что особенно привлекательны для женщин; дорогу никто и ничто не загораживает. И все равно остановила коня и сидит в седле, глядя на проезжающих с каким-то непонятным выражением на свежем личике (о таких деревенские говорят: «Как ключевой водой умывается...»).
Он стоял и любовался совсем юной дворяночкой — с девчонками всегда непонятно, но если она и старше Тарика, то не больше чем на год. Торчал столбом, хотя прекрасно знал, что таращиться так на дворянок не просто неполитесно: попадется спесивая — может и по спине разок ожечь, вон у нее на запястье висит плетка красивого плетения с резной костяной рукояткой...
Неизвестно, сколько это продолжалось. Наконец девушка его заметила, и они надолго встретились взглядами. Тарик приготовился отпрыгнуть на случай, если очаровательное личико вспыхнет гневом, она повернет коня на пешеходню — дворянам позволительно — и замахнется.
Ничего подобного. После короткой переглядочки девушка кинула по сторонам быстрый взгляд — видимо, убедилась, что никто не обращает на них внимания, — лукаво улыбнулась... и вдруг показала Тарику язык! Вот именно, самым натуральным образом язык показала. Придав себе вид гордый и независимый — красивые девчонки любого происхождения это прекрасно умеют, — легонько дала коню шенкеля и уехала неспешной рысью.
Тарик с этакой сладкой тоской посмотрел ей вслед. Воображение не лошадь, в оглобли его не поставишь, и перед мысленным взором пронеслись соблазнительные картины, не имевшие к реальности ни малейшего отношения: Тарик вовсе не молодой красивый охотник из баллад и сказок, а она не Дальмигетта. Вообще-то, дворянкам показывать язык, тем более низшему — весьма неполитесно, но юная красотка явно большая озорница, подобно годовичкам любого сословия, и способна слегка пренебречь политесами в отсутствие лишних глаз.
— Ну и чего, спрашивается, торчишь тут статуем и пялишься ей вслед? — спросил Тарика-Школяра Тарик-взрослый, в последнее время не так уж редко дававший о себе знать. — Нашел на кого засмотреться...
Сразу понятно, что юная красавица никакая не «гербушка»26 — конь великолепный, воротник из дорогущих таралайских кружев, на шее ожерелье, усыпанное даже не шлифованными, а ограненными самоцветами, а на шляпе, кроме двух пышных перьев справа и слева, затейливая брошь с большим алмазом.
Владетельный дом27. Не иначе, чего доброго, госпожа граф, а то и госпожа герцог. Такие цеховых Школяров целуют только в сказках да растрепках...
И все же он еще долго смотрел вслед, хотя всадница на гнедом коне давно свернула за угол, ворвалась в его жизнь пленительным видением — и, конечно же, исчезла навсегда...
Глава 3 ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ В ГОРОДЕ
Так уж исстари повелось, что обитатели Зеленой Околицы, даром что полноправные горожане, все равно именуют Городом ту часть, где улицы все сплошь мощеные и не встретишь ни деревца, ни кустика, а из всей разнообразной домашней скотинки там имеются только кошки, которые везде проживут, были бы мыши с крысами (ну и лошади, конечно). Жителей Города именуют каменярами, а они, в свою очередь, кличут обитателей Зеленой Околицы деревенщиной. Прозвища эти носят оттенок иронии и пренебрежения, так что, высказанные в лицо, служат причиной драк не только мальчишек и Подмастерьев, но и людей взрослых, перебравших в тавернах. Любой обитатель Зеленой Околицы вам объяснит, что каменяры попросту злобствуют из зависти — им-то, бедолагам, и собак держать негде, кроме как в «зеленях»28, но много ли тех «зеленей» ? Да и есть они в основном в южной части столицы... А самое печальное для каменяров, что им за каждую ягодку, яблочко, моркву или земляной хруст29 приходится платить денежку.
То ли дело огороды Зеленой Околицы — что у тебя не растет, всегда можно поменять у других на то, чего у них нету...
Сплошной камень, да! Он Тарика не угнетал и не подавлял, здесь хватало своей красоты, не имевшейся в Зеленой Околице, но все равно было чуточку не по себе посреди сплошного каменярства, не хватало с детства привычных земли, зелени и простора...
Ну вот, к примеру: большущий и длиннющий дом в четыре этажа, красивый, с темно-красной черепичной крышей, башенками по углам кровли и каменными фестонами по фасаду и над широким крыльцом — однако ж оградой не окружен, а значит, не дворянский особняк, поделен на жилища. Обитают тут богатые члены Собраний, жилища их гораздо больше, чем домики Зеленой Околицы, роскошные и стоят заоблачную денежку. Но каково им знать, что их потолок — пол соседа, а их пол — соседа потолок? Или они попросту считают такую жизнь само собой разумеющейся, никогда не знавши другой?
Тарик приостановился, чтобы с ног не сшибли. Наперерез пронеслась стайка мальчишек, гикая, озорно пересвистываясь, придерживая руками оттопыренные пазухи. Промчалась под носом у пароконной повозки, груженной пивными бочками, и исчезла в переулке под запоздалую ругань прохожих и проезжих, несущуюся вслед.
«Интересно, будет погоня?» — с большим знанием дела подумал Тарик, оставшись на месте. Все ясно; везде одно и то же...
И точно: с той стороны, откуда мальчуганы бежали, показался трюхавший тяжелой рысцой краснолицый толстяк. Шляпы у него не было (несомненно, уронил в пылу погони), но в нем моментально угадывался возчик: седалище штанов подшито кожей, кнут на длинном кнутовище, кафтан с капюшоном, как у всякого, кто вынужден работать под открытым небом и в непогоду. Бляха повернута оборотной стороной наружу — цепочка перекрутилась, — но и так видно, что это возчик, как на картинке из школярской «Книги ремесел». Зря ноги бьешь, толстопузый, никого ты не догонишь, не поймаешь и не выдерешь...
Очень похоже, что эта нехитрая истина наконец проникла и в башку незадачливого мастера кнута: мальчишек и след простыл, ищи-свищи...
Тяжело дыша и отфыркиваясь, возчик остановился у края пешеходки и, окончательно осознав бесцельность погони, выругался так затейливо, как умеют только возчики и грузали (Тарик, как всякий Школяр, искушенный в знании «грязных словес», все же услышал два новых и старательно запомнил). Покосился на Тарика налитыми кровью глазищами и выдохнул:
— Удрали, шантрапа! Чего вылупился? Поди, и сам такой же! Все вы вор на воре, перепорол бы поголовно...
И даже кнут приподнял, будто и впрямь огреет. Тарик смотрел на него ясным невинным взором Малыша и нисколечко не боялся. Хоть возчик и разъярен, соображения не теряет и должен помнить: на людной улице ни с того ни с сего вытянуть кнутом безвинного Школяра, мирно идущего по своим делам, — чревато. Если поблизости случится Стража — запросто огребет дюжину розог, а то и две: Школяр самый благонравный, аж пять золотых совушек прицеплено...
Прохожие поглядывали на возчика насмешливо — многие были молодыми Мастерами, не успели еще забыть схожие собственные проказы. И труженик кнута, видя, что никто сочувствовать ему не намерен, бросил на Тарика еще один злобный взгляд (Тарик, ни в чем не замешанный, ответил невинно-недоумевающим — мол, в толк не возьму, дяденька, с чего вы на меня-то вызверились), круто повернулся и побрел туда, откуда прибежал.