— Тогда позови драконов, ты же можешь, я знаю! Пусть они пе-ренесут нас. Или прикажи Ясеню и Власу сделать носилки…
— Послушай, женщина, — он, наконец, поднял черные, глубокие как бездна глаза, устремив пристальный взгляд на колдунью, — ты что же, хочешь, чтобы твоя дочь осталась безымянной? Если нет, не мешай мне! — и отвернулся.
— Я не могу смотреть, как ты страдаешь…! Черногор, я очень люблю дочку. Но ты… Ты так много для всех нас значишь! Ради те-бя я готова…
— Замолчи! — его голос стал резким, словно порыв ветра. — И даже думать не смей! Я должен ввести ребенка в храм! Ее судьба — превыше всего!
— Мне трудно спорить с сильнейшим из Старших… — прошептала Дубрава. Она склонила голову, пряча катившиеся по лицу слезы.
— Тебе и не следует. Пора, — он подозвал к себе спутников, которые помогли ему подняться и, поддерживая, повели дальше вглубь леса.
А женщина, тяжело вздохнув, вернулась к девочке. Передавая ей младенца, Полеся робко спросила:
— Наставница, Старший рассердился на тебя?
— Да, милая.
— Но почему? Разве ты в чем-то провинилась?
— Да. Ему пришлось напоминать мне, что самым важным для меня теперь должна стать жизнь моей девочки, ибо в ней мое буду-щее, будущее моего умершего мужа и грядущее всего нашего ро-да… Идем, Полеся.
Путь был мучительно долгим, но, несмотря ни на что, странники не позволили себе больше ни мгновения остановки. На закате они вышли к храму.
Древние, как сам мир, колонны, словно соединявшие небо с землей, образовывали круг, одновременно закрывая помещенный в его центре алтарь от всех несчастий мира и открывая ста ветрам, ста дорогам.
Покрасневшее солнце склонилось к горизонту. Оно словно разбросало окрест призрачные охапки красных маков и гвоздик, одев в алый мерцающий огнем шелк вековечные камни, в которых соединя-лись боль потерь и радость обретенного, печаль и надежда, память прошлого и вера в будущее.
Не произнеся ни слова, Черногор убрал руки с плеч своих спутников и повернулся к Дубраве, чтобы забрать у нее новорожденную. Оставив осталь-ных ждать у круга врат, он по-нес ребенка к алтарю.
Для того чтобы призвать богов, колдуну не нужны были ни мо-литвы, ни заклятия. Его мысли жили не словами, а образами — кар-тинами мира и идущих через него дорог, которые связывали все вое-дино и, в то же время, разделяли навек.
Свет ярче солнечного озарил лес. Став прозрачным потоком, огромным шаром, он жил сво-ей особой жизнью. И не важно, что эта жизнь была длинною лишь в миг.
Порыв ветра поднял колдуна над землей, превратив его плащ в большие черные крылья. Тишина заговорила с ним. Прошлое расспраши-вало о настоящем. Ночь, спустившись с небес, замерла, не спуская со странника задумчивого взгляда спокойных перламутровых глаз.
И чудо осторожно коснулось лица малышки. Волшебный дар ма-леньким слепым котенком выбрался из иных закрытых просторов ми-роздания, устремился в закутки разума, чтобы остаться там навсегда, расти вместе со своей хозяйкой, учиться, взрослеть, стать однажды ма-терью и вместе с ней уйти в вечный звездный путь. Сейчас его глазки еще не открылись, но мордочка дрогнула, издав писк, слившийся с вскриком младенца. И в тот же миг древние знаки, скры-тые под каменной чешуей храма, вышли наружу, заискрились, слива-ясь в буквы, образуя Слово.
Глаза Дубравы, сквозь слезы счастья, с трудом различили его, но она уже видела имя своей дочери иным, дарованным ей когда-то в одном из таких храмов, зрением.
— Светлана, — прошептала она.
— Хорошее имя, — одобрительно кивнув, сказал Влас, подходя к колдунье. — Возрадуйся, мать, теперь твоя дочь — одна из нас.
Огонь угас. Спустившись с небес на землю, Старший покинул храм, спеша поскорее передать нареченную матери, чтобы та смогла, наконец, ее накормить и перепеленать. Сам же он сел на камень чуть в стороне.
Им предстояло провести ночь здесь, ожидая — вдруг боги захо-тят о чем-то спросить их или что-то поведать. А наутро врата отк-роются, перенося путников в один миг за тысячи верст.
Мужчины занялись ногами колдуна, осторожно, стараясь не при-чинять боли, меняя повязки.
Полесе хотелось о многом расспросить взрослых, но наставница, которой она могла смело задать любой вопрос, зная, что получит на него ответ, кормила дочку, погрузившись глубоко-глубоко в свои мысли, в добрые, радостные воспоминания, а первой заговорить со Старшим девочка не реша-лась.
Она устала за долгие дни и бессонные ночи дороги, а огромные величественные звезды, медленно скользившие по небосводу рядом с бледноликой луной казались такими спокойными… Они убаюкивали, влекли за собой в неведомые миры сна… Полеся с трудом подавила зевок, качнула головой, отгоняя дрему. Ей казалось кощунством зас-нуть здесь, возле храма. И, все же, как она ни сопротивлялась, сон победил ее, подчинил и унес на своих крылах куда-то далеко-далеко.
Девочка и не заметила, как задремала. Ей показалось, что она всего лишь закрыла глаза и прошел только миг, прежде чем ее разбудило легкое прикосновение Дубравы.
— Просыпайся, милая, — ее голос был мягок и нежен.
— Я не сплю! — она резко вскинулась, села, и, увидев звезды, луну, прошедшую половину своей дороги по небесам, сму-щенно покраснела: — Прости, наставница, я не хотела…
Женщина улыбнулась, тронула ее за плечо, успокаивая:
— Все в порядке, милая. Ты ни в чем не виновата. Это ты прости меня. Я знаю, ты очень устала и тебе было бы лучше хорошенько от-дохнуть, отоспаться… Но уже скоро рассвет, а прежде чем вновь отправляться в путь, ОН хотел поговорить с тобой.
Девочка тотчас вскочила на ноги, поспешно сбра-сывая остатки сна. Она боялась заставить Старшего ждать хотя бы один лишний миг.
Черногор лежал на плаще, расстеленном поверх густой травы. На его бледном лице стояла печать уста-лости. И, все же, колдун выглядел довольным.
— Подойди, — видя нерешительность в глазах девочки, робко оста-новившейся в сторонке, подозвал он ее, затем указал на камень ря-дом с собой: — Садись… Ты ведь не приходила к храму с тех пор, как была наречена?
— Нет, — тихо прошептала та, а затем несмело оглянулась на наставницу, спеша узнать, правильно ли она ответила. Ее губы дрогнули, в груди зародился страх.
Колдун сразу же почувствовал это и улыбнулся, успокаивая: — Не бойся, Полеся, все в порядке. Я просто хотел узнать, достаточно ли ты знаешь о нашем храме, чтобы не теряться сейчас в догадках.
— Мы, — она снова оглянулась на наставницу. — Мы никогда не го-ворили о нем.
— Этому были свои причины, — лицо Дубравы оставалось серьезным, и Полесю вновь обжег страх. Девочка сжалась, стиснула пальцы в кулаки, боясь, что взрослые заметят, как дрожат ее руки.
