Чего же Вортиген хочет от него, Мирддина?
Он напряженно думал, и от этого еще сильней заболела голова. Мирддин сидел на каменной скамье, растирая опухшие руки, чтобы вернулось нормальное кровообращение, и с трудом сдерживал стон.
Он попытался вспомнить все, что знал о Высоком Короле. Последний слух, дошедший до горных кланов, говорил, что Вортиген собирается соорудить высокую башню, которая затмит все, построенное римлянами.
Но однорукий торговец, рассказавший об этом, добавил, что строительство встретилось с трудностями, что тщательно уложенные в стену камни на следующее утро оказываются разбитыми или разбросанными.
Говорили, будто чье-то волшебство побеждает все усилия строителей башни.
Мирддин прислонился головой к стене.
Он так устал, что больше не мог сопротивляться сну и погрузился во тьму, более тяжелую, чем тьма тюремной камеры.
Проснувшись, он увидел мерцающий свет и на мгновение решил, что сидит перед Зеркалом, а светятся прямоугольники и цилиндры в пещере. Открыв глаза пошире, он понял, что светится факел, вставленный в кольцо на стене справа от него. Под факелом стоял человек и смотрел на мальчика.
Мирддин ощутил внезапный приступ радости. Такую белую одежду он видел лишь на Лугейде в праздничные дни. Впрочем, не было золотой спирали, которую Лугейд носил на груди. Но какая разница, ясно одно — перед ним друг, и он поможет ему. Надо только сказать волшебные слова, произнести пароль. Он собирался уже вымолвить эти слова, которым научил его Лугейд, но тут заговорил незнакомец.
— Сын демона, сын нечеловека, запрещаю тебе использовать дьявольскую силу. Накладываю на тебя духовные узы повиновения, и ты не сможешь их порвать.
Он начал напевать заклинание, указывая на Мирддина белым жезлом, испачканным высохшей кровью.
В нос ударило отвратительное зловоние.
Мирддин тряхнул головой, пытаясь избавиться от невидимого облака, окружавшего этого человека. Он не мог быть другом Лугейда. В то же время Мирддин понял, что все ранее испытанные страхи — ничто по сравнению с тем, что он ощутил сейчас, потому что теперь опасность грозила не только его телу, но и его духу. Он начал повторять не слова приветствия, а другие, которым его тоже научил Лугейд.
Он видел, как расширились глаза друида, посох взлетел в воздух, как будто жрец хотел кого-то ударить. Ветер коснулся лица Мирддина.
Но жест этот был лишь пустой угрозой. Поняв это, мальчик овладел собой и подавил свой страх.
— Чего тебе нужно от меня?
Мирддин сознательно говорил грубым голосом. Незнакомец носил такую же одежду, как Лугейд, но Мирддин видел теперь, что он не похож на Лугейда.
Красный конец посоха был направлен на мальчика, как копье, подготовленное для последнего смертельного удара.
— Ты, не знающий отца, послужишь Высокому Королю. Мы, говорящие с Силами, установили, что башня не может стоять, пока в основание ее не будет пролита кровь юноши, не знающего отца.
В глубине памяти Мирддина ожило какое-то воспоминание. Возможно, он видел это в Зеркале, а потом забыл. Он не всегда сразу мог вспомнить все, что показывали ему в пещере. Некоторые видения глубоко погружались в его сознание и лежали там, пока случайное слово или знакомый предмет не оживит их и не вызовет на поверхность.
Все это он уже видел и знал — это не смерть. Теперь он понимал, что привело его сюда. Это была не только воля короля, была и другая причина, связанная с задачей, которую он лишь смутно ощущал впереди.
Друид, который ожидал, что мальчик испугается и будет просить о милости, был разочарован, потому что Мирддин смотрел на него уверенно, высоко подняв голову.
— О каких Силах ты говоришь?
Он снова сознательно упустил слова уважения.
— Твои слова исходят не от небесных существ, а повинуются желаниям мелких людишек.
Друид тяжело дышал. Он смотрел прямо в глаза мальчику, пытаясь подавить его волю и сделать послушным, готовым повиноваться приказам. А Мирддин, уже зная, как вест себя, уверенно посмотрел в глаза противника.
— Ты знаешь о небесных существах? — спросил незнакомец голосом, лишенным прежнего высокомерия.
Теперь в его голосе звучала нотка неуверенности.
— А ты? — ответил вопросом Мирддин и добавил:
— Об этом запрещено говорить с не владеющим тайнами!
Лицо незнакомца вспыхнуло гневом.
— Откуда ты знаешь, что я не владею, дьявольское отродье?
— Потому, что я знаю тех, кто владеет.
Мирддин отчетливо произносил слова, которым давно научил его Лугейд.
Но, к его удивлению, друид облегченно рассмеялся.
— Эти слова теперь бессмысленны. Ведь мы слушаем новую Власть. Ты теперь никого не обманешь, болтая эти забавные вещи.
Он чуть повернул голову, не отводя взгляда от Мирддина, как бы опасаясь, что мальчик может оказаться более сильным противником, и сказал:
— Входи!
Потом повторил:
— Войди и возьми его!
Человек в старых латах вошел, почтительно обходя друида. Мирддин не сопротивлялся, когда ему снова связали руки и подтолкнули к двери.
Друид уже вышел и ждал их снаружи.
На улице солнце заставило Мирддина зажмуриться, он никак не мог поднять руку, чтобы защититься от сияния. Его окружило несколько стражников, а за ними мальчик увидел жителей города и саксонцев. Они смотрели на него, ожидая чего-то.
Тот же самый отвратительный запах, который сопровождал друида, теперь висел над всеми.
Он должен был вызвать в человеке страх, победить его мужество, так, чтобы он, не сопротивляясь, шел навстречу смерти.
И все же мальчишка шел уверенно, без колебаний, полностью владея собой.
Дорога, по которой они шли, поднималась на холм к грудам камней, из которых Вортиген собирался строить свою крепость. Взбираясь, Мирддин смотрел по сторонам не потому, что хотел рассмотреть лица собравшихся, а как бы проникая взором в глубь земли.
Они остановились перед гладким камнем, накрытым вышитой тканью. На этом троне сидел король.
Мирддин увидел человека возраста своего деда, но в чертах его лица не было благородства, не было гордости. Лицо короля опухло, как будто он много пил. Глаза Вортигена, не останавливаясь, перебегали с одного лица на другое, как будто он постоянно ожидал предательства. Руки короля лежали на рукояти меча. Вздутый живот, на котором с трудом застегивалась перевязь меча, говорил о том, что король давно уже не воин.
За ним стояла грациозная женщина, гораздо моложе короля, с золотой короной в волосах, желтых, как созревшая пшеница.
Ее платье было вышито золотом, так что оно сверкало на солнце, как металлическое.
