Наде повезло: только она подошла к двери, как та распахнулась, выпустив на улицу девочку со щенком на красном поводке. Надя поднялась на первые десять этажей, игнорируя лифт, а дальше перешла на медленный шаг.
Дом был наполнен привычными звуками, но было здесь что-то ещё, то, от чего кожа покрывалась мурашками. Надя остановилась, не дойдя десятка ступенек до последнего этажа. Она с самого института не занималась ловлей сущностей, и уж точно прошли те времена, когда она безрассудно резала руки в кровь, чтобы призвать какую-нибудь не-жизнь. Тогда, после нескольких эпизодов, которые чуть было не закончились трагедией, она запретила себе ввязываться в подобное.
Её способностей никто не развивал. Кое-что получалось само, но для этого её пришлось бы снова касаться мира не-живых. Снова стоять на узком пороге и заглядывать в пропасть.
Без этого Надя могла разве что учуять, ощутить кончиками пальцев потусторонний холод, всё равно как птицы ощущают смутную тревогу перед бурей.
Ей стало жарко — даже в майке на тонких бретельках, — жар поднялся по спине и ударил в затылок. И тут же по позвоночнику на тонких лапках пробежал холод. Надя бездумно потирала покрытые мурашками предплечья.
— Иди сюда, — приказала Надя. Тот голос, который слышат сущности, после долгого перерыва не желал ей подчиняться. Горло обдало холодом. — Выходи.
Надя закашлялась. Она зашагала вверх по лестнице, до самой чердачной двери, запертой на замок. Новый металл блестел, видимо, замок поставили не так давно — может быть, как раз после самоубийства Алисы.
— Иди сюда, — повторила Надя, коснувшись двери ладонью. На этот раз голос поддался лучше. Во рту появился привкус дорожной пыли и степной полыни.
Протухшим ветром дохнуло ей в лицо. Надя постояла с закрытыми глазами, прислушиваясь. Отголоски дара пробуждались в ней, как обнажается земля из-под снега ранней весной. Она вспомнила тяжелое ощущение чужого присутствия — теперь такого не было.
Здесь было пусто. Надя отряхнула руки и опустилась на последнюю ступенькую. В доме остались только его следы — того, кто убил Алису. Следы, которые всё ещё пахли степной полынью, от которых ещё бежали мурашки по коже.
Колени дрожали. Ей бы прилечь, но до дома ещё добираться — минут сорок с пересадкой. Надя склонила голову на подставленные руки, и далёкое гудение машин сделалось эфемерным.
Была бы она талантливым медиумом — она бы взяла его след и пошла по нему. Она бы нашла и — возможно — спасла бы ребёнка, которого он собирался убить следующим. Но следы были такими слабыми, что пока она добьётся привлечения к работе штатного медиума, они простынут совсем.
Надя достала мобильный и нашла в списке номер Антонио. Секунду думала, стоит ли, палец повис над зелёной кнопкой. Вздохнула и сунула телефон обратно в карман шортов.
Надя много лет не выходила на ночные улицы. Она боялась, что если выйдет — уже не вернётся назад. Город схватит ещё, сожмёт в тисках бетонных стен и не выпустит. Как было тогда. Но если идти только по освещённым проспектам, если не слушать не-мёртвые голоса? Ведь можно взять с собой амулеты, и тогда риска почти не будет.
Она искусала ногти и всё-таки решилась. Как только город укутался в ночь, Надя вышла из дома, полагаясь только на собственное чутьё.
Она искала фантом города под ночным небом, в силуэтах теней и отблесках сырно-жёлтых фонарей. На пустых улицах звук её шагов эхом отскакивал от спящих домов. Деревья молчали вслед. О бетонные парапеты шептали волны Совы. Мать-птица парила над городом, раскинув широкие крылья. Набережная тянула Надю сильнее, но даже здесь было пусто — призрачное ощущение и только.
Под утро Надя вернулась домой, усталая, мокрая от ночного дождя. Она приняла душ и рухнула в кровать — к полудню ей нужно было предстать перед Антонио с каким-нибудь более или менее вменяемым планом следственных действий. И ночные прогулки в него, конечно, входить не будут.
Выспаться всё равно не получилось: солнце жарило сквозь шторы, но за несколько часов дремы Наде привиделся город, каким он был двадцать лет назад, как старый чёрно-белый фильм. Чёрное — небо и дома, белое — редкие фонари.
Бродили военные патрули. Ни огонька в окнах домов, и даже фонари светили через один. Комендантский час — и ни одного прохожего на улицах. Только мать-птица парила, и шептала Сова, и всё. В этом городе жила молодая учительница, и однажды тихой ночью учительница встретилась с фантомом города.
Он был похож на человека, но только издали. У него не было лица — вместо лица серое ничто, вроде старой мешковины. Когда он пытался говорить по-человечески, ничто мялось и шло складками. Звуки выходили отрывистыми, сипящими. Ему легче было говорить гудением ветра в переулках и скрипом тяжёлых механизмов.
— Ты скучал по мне? — спросила учительница.
Он принёс и бросил ей под ноги букет из жёлтых листьев.
— Я тоже скучала, — произнесла она, охрипнув от волнения. — Веришь? Конечно, ты веришь.
…Надя поднялась с тяжёлой головой. За окном вовсю кричали птицы.
— Будешь салат? — поинтересовалась Сабрина с кухни.
— Почему я его не чувствую? — Вместо ответа Надя шлёпнулась на табуретку. Потянула носом запах свежезаваренного чая, но даже не прикоснулась к нему. — Почему? Это очень сильная сущность, я ведь должна была её почувствовать, ну хоть немного, хоть приблизительно. Каких демонов я ничего не ощущаю? Или я уже потеряла нюх?
— Спокойнее. — Сабрина едва спасла чашку от её неловкого взмаха рукой.
— Послушай, мне всю жизнь твердили, какая замечательная у меня чувствительность, и что? Я только вчера узнала, что у города есть некий фантом, который убивает, как нечего делать!
Сабрина поставила миску с салатом на стол, в задумчивости перемешала его ещё раз.
— Если он убивает, как нечего делать, то и от тебя может спрятаться, как нечего делать. Ну, исходя из человеческой логики. Да и вообще, если сущность убивает людей, это дело несколько другой конторы. При чём здесь ты?
Такое случалось и раньше — сущности убивали людей. Поэтому она легко могла предположить, что одна из них двадцать пять лет назад убила троих детей, а бедная учительница ничего не смогла с этим поделать. Может быть, теперь эта сущность вернулась и продолжила убивать.
Всё это хорошо складывалось в логическую цепочку, но интуиция упиралась. А Надя привыкла доверять своей интуиции.
— При том, что без точных указаний о местонахождении сущности никто не пойдёт её уничтожать. Мол, я всё выдумала. Доказательств — ноль. Ну, подросток покончил с собой, что здесь необычного. Знаешь, что? — Она затихла на полуслове. Чашка с чаем замерла, так и не донесённая до рта.
