— Да я не… я случайно… ты что вообще!
— Конечно случайно, кто бы спорил.
Девушка собиралась злобно пнуть его по ноге, но промахнулась, и пнула по решетке.
— Я понимаю твою обиду, — сочувствующе кивнул Лекс.
— Это не обида!
— Не надо, не стоит притворяться.
— Дурак! — не выдержала Олиф, и вновь пнула по решетке.
— Ладно-ладно, только хватит ломать мою камеру.
— А ты вообще! Хватит так шутить!
Девушка нагнулась и провела руками по его ногам. Ничего. И тут поняла, что не посмотрела еще кое-что: спину.
Она выпрямилась, подняла голову так, чтобы видеть очертания лица мужчины, и коснулась пальцами его шеи. Оттуда повела руки вниз. Стоило ей коснуться плеча, как Лекс резко схватил ее за запястья и отвел их в сторону.
— Все, осмотр окончен.
— Стой, — всполошилась Олиф, — что там?
— Ничего. Все нормально.
— Нет, не нормально! Покажи!
— Какая ты ненасытная, покажи да покажи.
— Не смешно! Повернись спиной.
— Нет. Я лучше буду следить за твоими ручками, мало ли они вдруг…
— Лекс! Покажи спину!
— Плебейка, угомонись, — вздохнул он.
— Там что-то страшное, да?
— Да. Варвары режут котят.
— Я серьезно!
— Я тоже.
Олиф резко высвободила свои руки, схватила его за локоть и заставила повернуться. Она прекрасно понимала, что если бы он решил не поворачиваться, никакие силы мира не смогли бы его заставить. Но почему-то он позволил девушке посмотреть. Может, потому что рано или поздно она все равно бы увидела, а может потому, что надеялся: увидев это, она точно должна убедиться, что уже ничем не сможет помочь.
Конечно, от светожелов было мало толку, но разглядеть большую красную полоску поперек плеча было не сложно. Широкая, и явно глубокая — кровь только-только остановилась. Олиф понимала, что рана до сих пор не затянулась лишь потому, что Лекс постоянно прислоняется ею к стене с острыми каменными выступами. И это означало самое страшное — быстрое заражение. Вокруг темно-красных концов уже виднелся гной. Давить его было нельзя. Как-никак, но он не давал попасть в рану новой грязи. Зато распространял прежнюю, ту, что уже была под кожей.
Олиф провела ладошками по лицу, глубоко вдохнула, призывая себя к спокойствию.
«Так, ладно, все хорошо. Что там полагается делать раненным воинам? — мысленно начала рассуждать. — Заражение. Если появился только гной, значит, что еще не все потерянно. Гораздо хуже было бы, если…»
Девушка пораженно ахнула. Этого свет светожелов рассмотреть не позволял, поэтому все могло быть еще хуже, чем выглядело сейчас.
— Нравится? — с горькой усмешкой спросил Лекс.
Олиф не ответила. Секунду поколебавшись, она сорвала со стены светожела и поднесла его прямо к ране. Ей казалось, что за этим последует возмущенный писк слизистого зверька, но тот, как обычно, не подавал признаков жизни.
Её опасения не подтвердились. Грязь попала в саму рану, и, похоже, еще не добралась до крови. Во всяком случае, вены не взбухли, а это давало надежду.
— Что ты там делаешь? — с сомнением спросил Лекс. — Решила мне спину поджарить?
— Они не горячие, — покачала головой девушка, рассматривая зеленую слизь в руках.
Мужчина повернулся.
— И не противно было? — намек был очевиден. Вообще, Лекс всегда считал, что девушки ненавидят всякую гадость.
— Нет, они милые.
— О да, в жизни не видел созданий милее. Зачем ты его взяла?
— Проверяла кое-что, — уклончиво ответила Олиф.
— Только не говори мне, что у тебя снова появилась гениальная идея.
— Да, ведь рана только…
— Олиф, — прервал ее мужчина, впервые, наверное, назвав по имени, — прекрати. Я не шучу. Хватит. Ты видела рану? Видела. С этим уже ничего не сделаешь. Ни-че-го, поняла меня? Все.
— Но ведь…
— Все! Это не обсуждается.
— Нет, обсуждается! — возразила девушка, понимая, что еще ни разу в жизни за один разговор никому столько не возражала. — Рана пока только гноится!
— Да что ты? — издевательски изумился Лекс. — По-твоему — это еще ничего?
— Во всяком случае, заражения крови нет. А гной можно срезать.
— Я бы восхитился твоему остроумию, но, прости, скулы болят. Прежде, чем срезать гной, нужно убедиться, что туда не попадет новая инфекция.
— Значит, промоем рану!
Олиф понимала, что затхлая, грязная камера — не лучшее место, чтобы поиграть в лекаря, но отступать она не собиралась. Во всяком случае, потому, что просто не сможет уйти отсюда со словами: «Ну что ж, дружок, покойся с миром!». Совесть не позволит.
— Чем ты собралась ее промывать?
— Водой!
— Водой? — удивленно переспросил мужчина и расхохотался. — Серьезно? Дорогуша, вода здесь не поможет, только чистый спирт.
— Ладно! — зло согласилась Олиф. — Промоем спиртом и срежем гной!
— Предположим, так. Дальше ты что будешь делать?
Лекс спорил неохотно. Даже не спорил, а просто пытался доказать, что все надежды глупой девчонки бесполезны.
— Перевяжу рану.
— А кровь не остановится. Повязка, вернее, прогнившая тряпка, которую ты и достать-то не сможешь, пропитается насквозь. Надо будет менять. Спирт, который ты тоже, кстати, не сможешь достать, испарится. Новое заражение, новый гной, и все по-новому?
— Ладно, я не перевяжу рану, — проворчала в ответ девушка. — Что нужно будет делать дальше?
— Зашивать.
— Зашивать?
— Да, зашивать. Ниткой и иголкой. Причем прочной, чтобы концы раны не разошлись.
— Ладно, — кивнула Олиф. — Значит, зашьем.
— Кто зашьет? — усмехнулся Лекс. — Ты?
— Да, я.
— Напомнить тебе, как ты валялась в обмороке от вида… эм… своей крови?
— Я не валялась, — оскорбилась девушка.
— Да? А кто съезжал по дереву и умолял: «Ах, Лекс, ты такой сильный, спаси меня, я умираю»?
— Я сейчас снова тресну тебя ногой!
— И снова промажешь. У тебя, по-моему, в ушах вообще две огромные дырки.
Лекс понял, что стоять больше уже не может — сил нет. Он прислонился к стене, и аккуратно сел, стараясь не касаться ее раненным плечом. Но, как всегда, не смог.
— У меня нормальные уши!
— Учил-учил тебя защищаться, а ты даже дотянуться ногой до меня не можешь.
— Зато могу рукой! — Олиф присела, вплотную прислонилась к решетке и просунула туда руку, чтобы треснуть этого гада по шее. Лекс, как ни в чем не бывало, чуть отклонился в сторону, и ладошка девушки рассекла воздух.
— Ничему тебя жизнь не учит, — вздохнул он.
— Однако не я сижу в камере, — съязвила в ответ девушка.
— Тебя просто пожалели, — «сочувствующе» посмотрел на нее мужчина.
