— Мне стало щекотно.
— Постой, я уточню. Ты шла себе спокойно, шла, и тут тебя из темноты кто-то пощекотал. И ты засмеялась?
— Я боюсь щекотки.
Ринслер постоял немного молча, а затем так оглушительно расхохотался, что Олиф от неожиданности вздрогнула. Мужчина подошел к ней и, словно своего закадычного друга, потрепал по голове.
— Мне бы твою выдержку!
Все-таки кое в чем Олиф была благодарна Рэй. После ее посещений Ринслер удивительным образом становился более добродушным.
— О Берегини, у меня некоторые люди, которые пьют, кстати, столько, сколько твой батька за всю жизнь не пил, и то такого придумать не могут.
Олиф скромно отступила на шаг, что бы рука мужчины, наконец, убралась с ее головы.
— Пощекотал. Оригинально, — покачал он головой. — Ладно, забудем. Забыл тебе напомнить, раз у тебя теперь меньше работы, то приходить ко мне будешь раньше. И вернешься на кухню.
Тут его тон стал серьезным:
— Или лучше к «лапочкам»? У нас давно новеньких не было.
Олиф снова вздрогнула.
— На кухне много работы.
— Ничего, справятся. — Ринслер прищурился, словно профессор, наблюдая за реакцией подопытной крысы.
— Но им нужна моя помощь… — девушка поняла, что на этот раз отстаивать свою честь при помощи ножа не выйдет.
— А «лапочкам» не нужна?
— Не знаю.
— А я знаю. Нужна. Думаю, — усмехнулся мужчина, — им ты все-таки нужнее.
— Нет! Стой! — Девушка дернулась к Ринслеру, но когда поняла, что тот никуда не уходит, резко остановилась. — Я им ничем не помогу, только мешаться буду.
— В первый раз всегда страшнее всего.
— Нет, я им на самом деле буду мешаться!
— Чем? — скептически поднял бровь Ринслер.
— Я… на самом деле я… я…
— Ну?
— Я не умею целоваться, — выдохнула она, и зажмурилась, ожидая, то ли взрыва хохота, то ли взрыва ярости.
— Да-а, это ужасная проблема. Ну, раз уж такое дело, то тогда тебе действительно лучше удовлетворять мужчину через желудок.
Олиф открыла глаза и успела заметить злорадную улыбку на губах Ринслера прежде, чем тот повернулся и пошел обратно в свою комнату.
Секунду девушка простояла в ступоре, а потом приложилась затылком к стене и съехала по ней вниз.
Издевался! Все это время стоял тут и смеялся над ней, как над последней дурой! А она?! О Берегини… я не умею целоваться… это ж надо было такое сказать! Кто-то из темноты пощекотал! Да, ему теперь определенно есть, над чем посмеяться!
Олиф искренне надеялась, что мужчина не принуждал ее вступить в ряды «лапочек» только потому, что на кухне не хватало рук…
… но ответа на этот вопрос не знал даже сам Ринслер. А может, уже и знал, просто пока что еще не осознавал этого.
* * *
Олиф в каком-то немом предвкушении носилась по столовой с тарелками в руках. Даже Фрида удивилась ее необычной энергичности.
— Ты чего это? — спросила она у девушки, когда та в очередной раз забирала поднос с посудой.
— Я? А что?
— Носишься, как угорелая.
Олиф пожала плечами.
— Не знаю. Настроение хорошее.
— Что-что? — опешила Фрида. — Настроение? Хорошее? Тут?
— Я не знаю, честно. Может, это ваш отвар так действует?
— Ага, — прозорливо усмехнулась женщина. — Отвар.
Олиф несмело улыбнулась, поудобнее перехватила поднос, и пошла дальше разносить еду. Как только все столы были накрыты, девушка начала заваривать себе настойку. Песчаников об этом давно предупредили, поэтому те лишь настороженно косились в ее сторону. Олиф быстренько, пока Фрида ненадолго отвлеклась, накидала в кастрюлю вместо календулы подорожника и накрыла все это крышкой. Затем, дождавшись, пока отвар закипит, перелила его в кружку и заодно наложила в тарелку каши.
Чтобы не вызывать подозрений, взяла еще несколько порций и по дороге разнесла их «лапочкам».
Когда она приблизилась к темнице, ей почему-то стало не по себе. Песчаники впустили ее без вопросов, только быстро осмотрели перед этим.
Олиф вошла внутрь. Прошлась вдоль камер. Дошла до второй двери, приоткрыла ее и уже с порога услышала жуткий кашель. Лекс сплевывал мокроту прямо на пол, скорее всего, в угол. Зрелище было не из приятных.
Олиф ошарашено стояла в проходе, прямо перед его камерой, наблюдая за ним сквозь решетки.
— Ты не говорил, что тебе настолько плохо.
Мужчина вздрогнул, резко повернул голову, и когда понял, кто пришел, обреченно прислонился головой к стене.
— Мне не настолько плохо.
— Хочешь сказать, что мне просто послышалось?
— Я ничего не хочу сказать.
Девушка поджала губы. От него другого и не стоило ожидать. Упрямый осел.
Она поставила кружку и тарелку рядом с решетками, забрала старую посуду и сделала шаг назад.
Лекс пытался подавить приступы кашля, но не так-то легко это было сделать. Камеру снова оглушил резкий порыв буквально вылезающих наружу легких.
Девушка подошла ближе, присела рядом.
— Вот, выпей. Это должно помочь.
— Потом, — отмахнулся мужчина и вновь приложил голову к стене. На лбу у него выступила испарина.
— Нет, выпей сейчас. Пожалуйста.
Олиф аккуратно протиснула кружку между решетками.
Лекс повернул голову, взглянул на нее.
— Не надо.
— Нет, надо! О Берегини, ты прямо, как маленький! Я своего брата столько не упрашивала кашу поесть!
К слову сказать, она никогда не упрашивала его поесть кашу.
— Каждый раз ты сравниваешь меня со своим братом, — иронично ответил мужчина. — Надеюсь, мы похожи только с хорошей стороны?
— Ага, — отмахнулась Олиф. — Выпей отвар.
— Что я вижу? Плебейка превратилась в грозную мамочку?
— Пей.
— Или в грозного папочку?
— Пей!
— Или в грозного…
— Пей ты уже!!!
Лекс посмотрел на кружку, затем на Олиф.
— Может, хватит уже?
— Чего хватит? — не поняла она.
— Да всего. Зачем ты пытаешься найти выход там, где двери давно закрыты? Это что, тебе моральное удовольствие приносит?
Девушка нахмурилась.
— А тебе удовольствие приносит меня оскорблять?
— Эй, хватит. Все уже. С этим ничего не сделаешь, ясно? Забудь ты про этот гребаный кашель.
— Что значит «ничего не сделаешь»? — опешила Олиф. — Ты с ума сошел?! Решил тут так и загнуться?!
— Твоя рьяная борьба за справедливость тут не поможет, — начал злиться Лекс.
— Как это не поможет?!
— Очень просто, плебейка! Хватит биться лбом о каменную стену! Ты этим только хуже делаешь!
— Я же тебе помочь пытаюсь, — удивленно возразила девушка.
