— Король, — сказал главный среди ваткрианцев. — Это древнее место сбора, которое использовали наши предки.
— Вот именно, — сказал Клар, — наши предки, и никто после них. Последний сбор состоялся сто — сто пятьдесят лет назад. Во имя Ашкар! И все остальное я тоже правильно понял? Мне надлежит решить, вместе с остальными королями, прийти или нет на помощь этой стране Степей, о которой никто прежде не слышал и которую никто не видел?
— Да, король. Лорд Джарред послал людей еще и в Вардат, и в Шансар тоже.
— Клянусь Ашкар! Я думал, что этот Ральднор послал тебя, а не Джарред.
— Они связаны, как братья, — сказал ваткрианец. — Ральднор тоже королевской крови, сын Верховного короля и жрицы. — Вид у него был не смущенный, а, напротив, очень гордый.
— Ну-ну, — сказал Клар. — Ну-ну.
Синеватые стены Вардата ветер штурмовал всего одну ночь, качая рыбачьи лодки на его широкой реке. В саду короля рухнуло дерево. Его посадили в час, когда он родился, и этот знак показался ему дурным. Его жена, Эзлиан, Верховная жрица Ашкар Вардийской, собственнолично отправилась к богине и вернулась к нему на заре, бледная, но улыбающаяся своей особой улыбкой.
— Не тревожься, Сорм, муж мой. Это знамение предвещало не твою смерть.
— А что же тогда, ради Ашкар?
— Грядут перемены. Ветер принес их. Мы не должны ни сопротивляться, ни горевать; и то, и другое излишне и совершенно тщетно.
— Перемены к худшему?
— Просто перемены, — сказала она, целуя его в лоб.
Сорм любил жену и безгранично доверял ей. Его нельзя было упрекнуть ни в недостатке мужества, ни в слабости, но все же в делах духовных он всецело полагался на нее. Еще с детских лет она обладала способностью мысленно разговаривать почти со всеми, кто этого хотел.
В юности она на год ушла жить к лесному народу, после чего, вернувшись, ни разу не ела мяса и проявила необычайные способности к исцелению, как физическому, так и духовному. Он своими глазами видел, как она каким-то образом разговаривала со львом на желтых холмах за Вардатом, тогда как он с ножом в руке дрожал от ужаса за нее. Змей из ямы в храме она называла своими детьми, и они, точно живые браслеты, обвивали ее щиколотки и шею и отдыхали в ее волосах.
Ваткрианские гонцы прибыли через десять дней после того, как рухнуло дерево.
Сорм задал точно тот же вопрос, что и все остальные.
— Кто этот человек?
У Эзлиан, углубившейся в себя, сделался озадаченный вид. Через некоторое время она сказала:
— Есть одна вардийская легенда о человеке, рожденном змеей, о герое. Его звали Ральданашем. У него была темная кожа и светлые волосы. Легенда гласит, что у него были Ее глаза.
— Да, жрица, — сказал ваткрианец, именуя ее титулом, который считался выше титула королевы, — этот мужчина темнокожий и очень белокурый. Его глаза опаляют.
— Так значит, он что-то вроде бога? — сказал Сорм, чувствуя, что во рту у него сухо, словно в пустыне.
— Мы должны отправиться в Пеллеа и выяснить это, — постановила Эзлиан. Потом, улыбнувшись своей улыбкой, добавила, — но, естественно, все будет так, как решит мой повелитель.
В Шансаре никакого ветра не было.
Горы отделяли его от плодородных равнин и лесов юга, и горы властвовали в нем. В Шансаре было много воды; то был край рек, озер и болот, из которых выдавались массивные каменистые выступы и пики, какой-то великан в незапамятные времена попытался устроить здесь переправу. У него было больше сотни выходов к морю. Джорахан, ваткрианский ученый, доживавший свои дни в каком-то захудалом южном городишке, оставил после себя карты, на которых были обозначены эти, большей частью никем не используемые, пути. В Шансаре было множество корольков и множество племен. Корабли они строили по необходимости. Иногда они отправлялись вдоль берегов на юг, пиратствовать. Они обожествляли магию, но и у них тоже лишь их святые могли общаться мысленно — и влюбленные или члены одной семьи. У них была своя богиня. Ее звали Ашара. У нее был рыбий хвост, а восемь ее рук представляли собой белые реснички, какие обычно бывают у озерных тварей.
Три ваткрианца, один из которых был проводником, вошли в горы, пересекли древний перевал, спустились в Шансар и выменяли длинную узкую лодку. С ними был еще и четвертый человек, не ваткрианец, высокий мужчина с белыми волосами. Они подчинялись ему, как королю, но он пришел сюда собственным гонцом, чтобы известить о себе в этом краю, который не отвечал на призывы с юга. Кроме того, место сбора тоже было здесь; Джохаран пометил его на своих картах. Оно давно было заброшено и уцелело лишь благодаря силе традиций да ходившим вокруг него суевериям.
Они поплыли по бескрайней глади жемчужной воды, и этот чужеземный король садился на весла наравне с ваткрианцами — под небом, лиловым от зноя. Деревенские женщины, стирающие белье на берегах, глазели на их южную одежду. Мужчины задирались.
«Я направляюсь к Груди Ашары», — говорил им беловолосый. Так они называли древнее место сборов. Они беспрепятственно пропускали его. У них были какие-то непреложные древние законы, приказывавшие отпускать с миром людей, идущих на Грудь Ашары. Кроме того, стоило забиякам лишь поговорить с беловолосым, как они тут же исполнялись убежденности, что у него есть смысл и цель. Караван длинных лодок тянулся примерно на милю позади каноэ ваткрианцев, не из враждебности, а из желания посмотреть, что намерен делать беловолосый иноземец.
Они добрались до цели вечером и поднялись по его шероховатым, замшелым ступеням. Несмотря на свое имя, это место ничем не напоминало грудь, ни женскую, ни богини. Почти на самой вершине стояло обветшавшее жилище жрецов, где обитало пять или шесть стариков, которые с трудом передвигались, но о прибытии гостей откуда-то знали. Один из них встал на пути у беловолосого. Он поднял свой посох, потом швырнул его под ноги пришельцу. Посох содрогнулся и превратился в черную змею. Ваткрианцы с бранью шарахнулись; шансарцы, поднявшиеся на гору вслед за ними, принялись делать в воздухе магические и религиозные знаки.
Ральднор взглянул дряхлому жрецу прямо в лицо. Потом сказал, очень спокойно:
— Разве дитя боится рук, носивших его?
Он протянул руку и поднял змею, которая в его руках мгновенно распрямилась. Он подал жрецу его посох. Из глаз старца полились слезы. Он сказал:
— Чужестранец, ты объявляешь себя Ее сыном?
— Разве может человек судить о таких вещах? — вопросом на вопрос ответил Ральднор, глядя в выцветшие старые глаза. — Я предпочитаю говорить, что моя мать была Ее дочерью.
