— А как же Квирри и Эрхенио?
— Они нам помогут. И кстати… Вовсе не обязательно посвящать наших компаньонов во все подробности, согласны? Пускай остаются в неведении.
— Собираетесь использовать их втёмную?
— Имеете что-то против? Послушайте, Эдуар, вы же неглупый парень. Половина куда лучше, чем четверть, а?
А ещё лучше вовсе ни с кем не делиться, подумал я. Неплохо придумано: барон уберет нашими руками всех конкурентов, а потом… Потом, скорее всего, избавится от меня. Эрхенио и Квирри в относительно безопасном положении — покуда не догадываются о золоте. Может, конечно, я и неправ. Может, он собирается поступить честно… Ага, как же, держи карман шире!
Что же делать? Согласиться для вида, а потом, улучив момент, всадить ему пулю в спину? Ну, и чем я тогда буду отличаться от таких, как он или Хеллисентис? Умыть руки? Вряд ли он позволит мне уйти вот так просто. К черту всё, я просто обязан выжить! Обязан — ради той, что ждала меня в огромном холодном доме, за тысячи километров отсюда…
— Ладно, Скет, ваша взяла, — я ухмыльнулся как можно более цинично. — Лучше половина, чем ничего, вы правы…
Он немного расслабился.
— Сделаем вот что… Вы серьёзно ранили вашего оппонента?
— Полагаю, да.
— В таком случае, отыщем его и довершим начатое вами. Начнем с этого.
— Возможно, где-то поблизости бродит Лереа, — предостерег я. Он стиснул челюсти.
— Я хотел бы прикончить эту тварь сам, лично. Если будет возможность — оставьте её мне, Эдуар.
Великанша убила двоюродную сестру барона в зимних купальнях, вспомнил я. Как же ту звали… Эвия, кажется.
— Хорошо. А потом?
— Там видно будет. Ну что, готовы? Я хочу…
Что хотел Скет Эль Талги, я так и не узнал. За его спиной беззвучно, как призрак, соткался из мрака высоченный силуэт. Сверкнуло узкое лезвие. Я заорал и рванулся к пистолету, уже понимая, что не успеваю — а Лереа одним быстрым, отточенным движением вскрыла барону горло и бросилась во тьму. Самодельная тряпичная обувь, такая же, как и у Тремора, едва слышно шуршала по камню. Я схватил оружие и выпалил наугад, но, конечно, промахнулся — пуля несколько раз звучно срикошетила от каменных стен. Проклятье!!!
Я подошел к нему, присел на корточки. В свете керосинового фонаря бьющая струйками кровь казалась черной, как нефть.
— Оно ведь того не стоило, а, Скет?
Эль Талги не ответил мне. Барон был очень занят — он умирал. Я дождался, покуда тело перестанет содрогаться в конвульсиях, и встал.
— Пора кончать со всем этим. Я уже сыт по горло.
…Самодельную мину я установил в узкой горловине полузасыпанного тоннеля, как раз напротив того места, где золотая жила выходила из камня. Три бочонка легли в ряд; содержимое четвертого я решил использовать, чтобы сделать пороховую дорожку — ибо огнепроводного шнура у меня, разумеется, не было.
Я понятия не имел, хватит ли силы взрыва, чтобы обрушить своды тоннеля. По крайней мере, глыбы над головой выглядели многообещающе. Покуда я возился, пристраивая заряды, сверху то и дело срывались мелкие камешки. Когда я наконец ногами вперед выбрался из узкого лаза, то испытал ни с чем не сравнимое облегчение. За прошедшие сутки мне уже не раз пришлось рисковать жизнью; но быть раздавленным внезапным обвалом, пожалуй, худшая участь из всех возможных…
Осторожно пятясь, я продвигался по скальному карнизу. В некоторых местах пришлось расчистить тропу от камней — иначе порох просто утек бы в крупные щели меж ними; а кое-где, наоборот, составлять из булыжников тропинку для будущего огня. Я хотел иметь как можно больше времени на отход. Конечно, порох — это вам не горная взрывчатка; но кто его знает, на что способны раскаленные газы в замкнутом пространстве пещер… Бочонок вскоре полегчал, а затем и вовсе показал дно. Я выкинул его в озеро и позволил себе минутную передышку. Если всё получится, как я задумал, Лереа и Тремор окажутся замурованы в каменной гробнице до скончания времен.
Чиркнула спичка. Высокий, искрящий язык огня с бодрым шипением побежал по камням. Я бросился в противоположную сторону. В несколько прыжков преодолев последние метры скального карниза, я нырнул в тоннель, ведущий к подземным озёрам. Керосиновый фонарь раскачивался в мой руке; меж сталагмитов метались черные тени. Отбежав на расстояние, показавшееся мне безопасным, я остановился перевести дыхание. Взрыва всё не было. Ничего удивительного: я сам мог ненароком разметать пороховую дорожку, или свалился один-единственный из заботливо пристроенных мной камней, или… Выжду несколько минут, а потом придется возвращаться, подумал я — и в этот момент бомба сработала.
Взрыв получился что надо: оглушительный грохот, а следом по пещерам прокатился раскатистый гул обвала. Спустя несколько секунд я ощутил дуновение горячего воздуха, пропитанного вонючими пороховыми газами и каменной пылью.
Взрывная волна, хоть и ослабленная расстоянием, растревожила сонный пещерный мир. Повсюду слышались шорохи и потрескивание; где-то неподалеку звучно хрустнуло — должно быть, откололся какой-нибудь сталактит… Надо проверить результаты этой затеи, взглянуть на завал собственными глазами, подумал я — но так и не сдвинулся с места. Что-то удерживало меня — а в глубине души стремительно нарастал страх. Чувство долга некоторое время пыталось бороться с невесть откуда взявшейся паникой — но последняя, похоже, одолевала. Уже потом, вспоминая этот момент, я пришел к выводу, что во мне пробудились некие древние инстинкты, быть может, доставшиеся от далеких пращуров… Правда, толку от них всё равно было чуть.
Ещё раньше, впервые ступив на берег круглого озера-колодца, я почувствовал себя крайне неуютно — и не зря; должно быть, подсознательно ощутил что-то такое… Взрыв не просто завалил проход. Он нарушил царившее в этом месте хрупкое равновесие, и спустя несколько секунд исполинская глыба, отделившись от свода, рухнула в бездонное тёмное озеро, вытеснив массу воды, эквивалентную собственной — в полном соответствии с законами физики.
Оттуда, где находился я, всё это выглядело так. Вдруг задул сильный ветер — вода гнала воздух, толкала его перед собой, словно поршнем. На несколько мгновений пещеры превратились в огромный орган: каждый отнорок, каждый грот, каждый из сталактитов вдруг зазвучал, запел, рассекая плотные струи взбунтовавшейся атмосферы… Чувствуя, как сердце уходит в пятки, я поднял фонарь как можно выше — как раз вовремя, чтобы увидеть несущуюся на меня со скоростью курьерского поезда стену воды. Обрамленная пеной, переливающаяся, мерцающая темным блеском… Для встречи со мной Смерть выбрала потрясающе красивый наряд, и у меня оставалась лишь пара секунд, чтобы сказать приличествующую случаю фразу. Но как на зло, на ум не пришло ничего лучше пошлого «merde». Правда, говорят, Наполеон при Ватерлоо использовал именно это словечко…
