— Блэйк! — возмущённо протянула она.
— Нет, не знаю такого, — я беспечно пожал плечами. — Фу, как можно общаться с такими людьми?
— Блэйк! — Марена наконец-то подняла взгляд. В данный момент глаза у неё были по-кошачьи жёлтые и едва не метали молнии; что крайне не вязалось с ядрёным румянцем. — Неужели тебе совсем-совсем не стыдно?
— Тебе, по-моему, стыдно и за себя, и за меня, и ещё за пару-тройку не слишком воспитанных личностей, — хмыкнул я и попытался оттянуть воротник её рубашки. К слову, без малейшей задней мысли — мне просто было интересно, она краснеет целиком, или только лицо? Поскольку рубашка под горло была с расстёгнутой верхней пуговицей, я, собственно, и попытался удовлетворить своё любопытство.
Ап!
Правильно, головой думать надо.
— Ой, извини, — окончательно смутилась художница, зажимая обеими ладонями рот. Я демонстративно подвигал челюстью, задумчиво потёр горящую щёку. — Я машинально… Очень больно? — она отстранила мою ладонь, внимательно осматривая нанесённый ущерб.
— Скажем так, терпимо. Но я буду иметь в виду такие рефлексы.
— А зачем было…
— Честно говоря, я всего лишь хотел полюбопытствовать, докуда ты краснеешь? — весело улыбнулся я. От второй оплеухи, наученный горьким опытом, с хохотом успел увернуться. — Ладно, ладно, прекращай драться, что о нас люди подумают! Пойдём лучше обедать.
Возмущённо фыркнув, Марена выскользнула из моих объятий, но при этом сама уцепила за руку. К счастью, совсем уж густая краска с её лица начала быстро сходить, оставляя весьма очаровательный румянец.
— А вообще, странно, — вздохнула она и покачала головой. — Это всё ты виноват! — художница обличающе на меня покосилась. Я ответил вопросительным взглядом. — Я знаю тебя всего пару дней, и уже разрешила себя поцеловать.
— Тогда считай, что знаешь ты меня значительно дольше, — я только пожал плечами. — Где-то лет двадцать.
— А… да, — вздохнула она. — Но всё равно это на меня не похоже.
— Я так и понял, — я хмыкнул. — Прошу! — я распахнул перед девушкой дверь.
…Уже садясь за столик, я вспомнил, что девушкам, вообще-то, принято дарить цветы, но никак осмыслить и уж тем более воплотить эту мысль не успел.
Сначала мне послышался душераздирающий, отчаянный женский крик. Я вскочил с места, оглядываясь, но, судя по всему, звук померещился: кроме меня на него никто не отреагировал. Я уже, было, собрался сесть на место, как не удержался от крика сам; хотя это был скорее стон. В груди, под солнечным сплетением, возникла Боль. Именно так, с большой буквы. Так больно мне, наверное, не было никогда. Казалось, что кто-то оттуда, изнутри, пытается прогрызть себе путь наружу.
Ноги подкосились. Начиная падать, я попытался уцепиться за стол, но пальцы соскользнули, сжавшись на скатерти, и вместо опоры получился жуткий бедлам и грохот сыплющихся на пол приборов.
— Блэйк, что с тобой? — всполошилась Марена, кидаясь ко мне. А я, упав на четвереньки, даже вдохнуть не мог. Звуки доносились как сквозь плотное одеяло, всё вокруг было застлано алой пеленой. Я почувствовал, что носом пошла кровь. А с трудом сделанный вдох превратился в надсадный, усиливающий боль кашель с солоновато-металлическим привкусом и какой-то мерзкой полутвёрдой дрянью в выдохе. Появилась отстранённо-жуткая мысль, что с кашлем, наверное, выходят сами лёгкие; во всяком случае, по ощущениям похоже.
В висках стучало; без ритма, как будто кто-то отчаянно колотит в дверь обеими руками. Откуда-то изнутри слышался протяжный и наполненный болезненной тоской тот самый крик, больше похожий уже на звериный вой.
— Блэйк! — в голосе девушки, обхватившей меня за плечи, звенел ужас и слёзы. — Целителя! Пожалуйста, кто-нибудь!
Кто-то прибежал на зов. Кажется, надо мной пытались что-то колдовать. Потом послышался грохот, сдержанный тихий мат, и меня начало бить электричеством где-то в области поясницы и затылка. А я даже пошевелиться не мог, мышцы как будто одеревенели. Правда, постепенно дополнительная боль от «лечения» сменилась прохладой и покалыванием, а кто-то, рвущийся из моей груди наружу, утих. Причём не исчез окончательно, а превратился в небольшой, с крупную бусину, шарик, застрявший где-то за грудиной. Боли от него не было, но приятным это ощущение назвать тоже было сложно.
Правда, в сравнении с тем, что происходило до этого, меня можно было назвать самым счастливым и здоровым человеком в мире. Я судорожно вдохнул, опять закашлялся, но на этот раз уже почти не больно, хотя и с всё тем же кровавым привкусом. Откашлявшись, даже сумел оглядеться по сторонам; правда, красная пелена никуда не делась.
Я сидел на полу; в позе, абсолютно идентичной той, в которой меня совсем недавно рисовала Марена. Эти мысли поспешил отогнать: ну их, совпадение и ничего больше. А то до такого додуматься можно…
В футе сбоку сидела на коленях перепуганная до полусмерти бледная в тон её рубашке художница, круглыми глазами глядя на меня. Когда я поднял на неё взгляд, девушка вздрогнула и зажала ладонью рот. Так, у меня что, рога выросли? Или отвалилось что-нибудь? Странно, вроде бы, ничего не чувствуется… Хотя, если честно, вообще ничего не чувствуется; ни руки, ни ноги, ни голова.
Кроме моей спутницы, рядом находились пара совершенно незнакомых мужчин — судя по всему, маги, пытавшиеся помочь, — и Шон собственной персоной. Причём начальник весело шмыгал носом, из которого капала кровь. Одна его рука лежала у меня на пояснице, а вторую он как раз убрал с моей головы, когда я начал оглядываться. Нашарив освободившейся рукой салфетку, он поспешил зажать ей нос, и пристально оглядел меня. Поцокав языком, качнул головой.
— Знаешь, в зеркало тебе ближайшие пару часов лучше не смотреть.
— А что такое? — тут же полюбопытствовал я. Голос был сиплый и какой-то чужой.
— Как тебе сказать? Обычно ментальный удар такой силы выжигает мозг, глаза лопаются; в общем, жутко неприятное зрелище. У тебя, судя по всему, выжигать оказалось нечего, поэтому отделался лёгким испугом. Преимущественно для тех, кто на тебя смотрит.
— Да что случилось-то?
— У тебя кровь, — отстранённо проговорила Марена. — Везде.
— В смысле? — опешил я. А она вместо ответа начала подозрительно хлюпать носом, и я заметил, что всё её лицо мокрое от слёз.
— Бедненький, — прошептала девушка, берясь за ещё одну салфетку, и, подвинувшись ближе, принялась осторожно вытирать мне лицо. Салфетка моментально стала красной. М-да, кажется, кровь действительно пошла не только носом…
Я блаженно прикрыл глаза. Приятно, Туман побери, когда о тебе заботятся!
