— Бедный Буздюк. Что ж круг замыкается. Он попал в руки к вам, вы — в руки ко мне…
— Значит это судьба — печально вздохнула я. Тёрн хранил молчание. Ругаться я все равно умею лучше, а поторговаться не выйдет. Умирать все равно придется. Долго и печально. Кстати…
— а когда ты нас собираешься жертвоприносить?
— В полночь, как и положено. Обряд длится сутки. Начну я с братишки. А ты ведьмочка, пойдешь на сладкое.
— кислое.
— что?
— А неважно. Важно другое. Сейчас еще и полудня нету.
— Так.
— Замечательно. Нам что — двенадцать часов думать о смерти? Вот уж неохота. Скажи, имею я право на последнее желание? Как достойный противник и просто красивая женщина?
Я постаралась, чтобы мои движения выглядели наиболее соблазнительно, откинула связанными ру-ками волосы и чуть выдвинула вперед грудь. Эх, вот Березка проделывает такое, даже не моргнув гла-зом, и получается очень сексуально, а у меня… а у меня на голове стог сена и половые признаки луч-ше искать на ощупь. Увы.
Но в глазах элвара загорелся интерес.
— И что же ты хочешь женщина — противник?
— а чего может хотеть женщина? Норковую шубку и виллу в Ницце, — опять не удержалась я.
— Что?
— простите, детские мечты. Так вот. Мое последнее желание — день любви вот с этим типом — я раз-вернулась и ткнула пальцем в Тёрна.
Элвары опешили.
— Ёлка? — Тёрн просто не понял, почему здесь и сейчас меня разобрало.
— Вам что — некогда было?
Дирмас тоже не понял. Вот и ладненько, вот и чудненько…
— И некогда, и просто неохота. А сейчас у нас целый день впереди. Если я правильно помню все функции этих ошейников, там есть и запрет на причинение себе и друг другу вреда, так?
— Да.
— Ну, так включи его и дай нам перед смертью почувствовать себя любимыми.
— А может, стихами обойдемся? — попытался вставить Тёрн, но я пнула его по ноге.
— Еще чего! Завтра меня будут пытать, так хоть сегодня удовольствие получу!
— что ж, логично, — мерзко ухмыльнулся Дирмас. — Старайся, Ёлочка. Я буду приглядывать за вами. И если мне понравятся твои навыки в постели, я даже подарю тебе, лично тебе, жизнь и свое внимание — на пару дней.
— О, я буду ОЧЕНЬ стараться. И думаю, что тебе понравится — мурлыкнула я. — Вот у Тёрна никогда не было претензий, правда, дорогой?
— Абсолютная — подтвердил элвар. И даже не поморщился от боли. Рабские ошейники не давали сол-гать, но разве я сказала неправду? У Тёрна действительно не было никаких претензий. У нас ведь во-обще ничего не было…
— что ж, — похабству улыбочки на морде Дирмаса мог позавидовать любой режиссер порнофильмов. Он достал из кармана что-то похожее на палочку с несколькими сучками и последовательно надавил на четыре из них — Теперь вы никому не сможете причинить вред и не сможете совершить самоубийство. Вот ключи от ваших наручников. Расковать друг друга вы и сами сможете. И трахайтесь на здоровье… ха-ха пока оно у вас есть…
Так мерзко посмеиваясь, он вышел за дверь. Тёрн тут же схватил ключи, притянул меня к себе — и принялся возиться с цепями. Не прошло и минуты как они оказались на полу, а я взялась освобождать элвара.
— Ну вот. Мы почти свободны. Замечательно.
— Замечательно!? Ёлка, ты с ума сошла?! Зачем тебе понадобилось торговаться за такую чушь!?
Я только головой покачала. И показала на ошейники, на комнату вокруг — недаром же Дирмас обе-щал наблюдать за нами… И мягко взяла элвара за руку.
— Я тебя тоже люблю. Пусть хоть это у нас будет, если больше ничего нельзя.
Фиалковые глаза были полны тоски и боли.
— почему так поздно для всего… так поздно…
— Мы еще живы, любовь моя.
Другие слова его не убедили бы. Я первая потянулась губами к его губам, и Тёрн поцеловал меня, сперва стесняясь и медля, а потом более сильно и страстно.
Мы срывали друг с друга одежду, как безумные. Не знаю, о чем думал Тёрн. А у меня в голове би-лось суматошное: Вот так вот… Лишь бы не догадался… Лишь бы я смогла…
Первый порыв страсти хлестнул по нам ураганным ветром — и умчался, оставив нас на кровати — об-наженными и пристально глядящими в глаза друг другу. Фиалковые глаза элвара светились любовью и нежностью. Родной мой, как же ты так… Почему я не подумала, почему ты не подумал…
Единственный мой, неповторимый, любимый… почему я раньше этого не понимала, почему не го-ворила…
Я потянулась к элвару и пробежалась кончиками пальцев по его лицу, стараясь запомнить все, до самой малейшей черточки. До последней морщинки, мельчайшей складочки…
Самый красивый мужчина. Мой любимый мужчина. Как жаль, что этот час — все, что у нас будет. Так мало… Так много…
Видит небо, если бы мне предложили целую жизнь без элвара — или вот эти десять минут — и смерть, я бы не колебалась в своем выборе. Хотя я и так не колебалась.
Тёрн крепко прижал меня к себе, я чувствовала его возбуждение, но почему-то он не двигался.
— Любимый мой…
Элвар моргнул. И я увидела, как по его щеке катится слеза.
— Ёлка, до чего же я нас довел! Мой клятый авантюризм! Мое самомнение! Я должен был прошер-стить всю память Эли! Пересмотреть каждый день, каждый ее час…. Но я просто побрезговал! А те-перь мы погибнем здесь. И я буду знать, что ты остаешься в лапах этого подонка… Я так мечтал по-дарить тебе весь мир. И отнимаю твою жизнь. Я бы лучше сам тысячу раз умер.
Я глядела ему прямо в глаза. Тёрн был искренен, как никогда. Можно было бы соврать даже Богу. Их Величества способны и не на такое. Но здесь и сейчас, МНЕ Тёрн не лгал. Он любил меня. Любил больше, чем себя. И я твердо знала — если бы сейчас ему предложили выбор — он или я, он подарил бы мне жизнь. Даже если бы это стоило ему не только жизни, но и посмертия.
Я ласково стерла эту единственную слезу. Она сказала мне больше, чем миллионы чувствительных эльфийских романов. Родной мой…
— Я люблю тебя, — тихо-тихо шепнула я. — И никогда ни о чем не пожалею. Время, которое мы были вместе — это самое лучшее, что было в моей жизни. Помни об этом, пожалуйста. Я знаю, жестоко просить тебя об этом, но я хочу, чтобы ты и я…. Чтобы хоть ненадолго мы были вместе. Даже если я умру — я буду умирать — и помнить тебя. Только тебя. Всегда тебя.
— Ёлка…
Элвар зарылся лицом в мои волосы. Я уткнулась носом в его плечо. И тихо шепнула то, что должен был услышать только он один.
— Не хочу, чтобы он был у меня… первым. — И чуть более громко. — Люби меня, родной. Люби, как я люблю тебя… Пожалуйста…
Несколько секунд Тёрн оставался неподвижен. А потом…
