Несколько секунд Тёрн оставался неподвижен. А потом…
На меня словно вихрь обрушился. Вихрь из его рук, его губ, его тела… Он был везде. Его пальцы скользили по моему телу, за ними следовали губы, его тело накрывало меня, как волны прибоя. И я старалась нырнуть еще глубже в это безумие. Отвечала такой же страстью на его страсть, и поцелуями на его поцелуи.
Мое тело выгибалось струной, дрожало в его руках, я то прижималась к нему, словно стараясь стать с ним одним целым, то отстранялась, чтобы взглянуть на человека, которого любила — больше своей жизни. Больше всего мира. Больше — всего.
Где-то в самой глубине разума оставался маленький холодный уголок. Но он молчал до той секунды, пока Тёрн не вошел глубоко внутрь меня. И только тогда — проснулся.
И я резко — словно одним ударом — увидела глаза элвара над собой — и его лицо. Он не мог не почув-ствовать мою магию. И понял, что я колдую, каким-то странным образом, но колдую.
Но сделать уже ничего не успел.
Это были основы некромантии.
Самая страшная жертва, которую может принести маг — это он сам.
Самая страшная и самая сильная. Недаром столько говорится о самопожертвовании. А если человек осознанно идет на смерть, знает это и готов пожертвовать всем — силой, жизнью, перерождением — перед таким склоняются даже боги.
У меня был только один шанс.
И я им воспользовалась.
Ошейники запрещали нам причинять вред друг другу. Но лишение девственности — не есть вред. Это — нормально.
И кровь пролилась.
Несколько капель. Но мне и этого хватило.
Моя магия была заперта. Здесь, в цитадели чужой силы, она не могла работать. Но — самопожертво-вание…. Это — другое. И это сработало бы даже в мире без магии.
Кровь освободила на миг мою силу. Жизнь пошла на подпитку заклинания. И я вспыхнула огнем ма-гии.
Мне требовалось только одно. Телепортировать Тёрна — в Универ. Ориентиры я не забыла бы и на смертном одре.
Элвар закричал, растворяясь в воздухе. И я знала — это крик отчаяния. Вспышка моей силы освободи-ла и его магию. И он — понял. Но остановить меня никто бы уже не успел.
Даже ворвавшийся в комнату Дирмас…
Подглядывал, извращенец…
Я медленно уплывала в небытие.
Я, Ёлка, УМ факультета боевой магии Магического Универа, кровь от крови и плоть от плоти друго-го мира, добровольно отдаю — все. Кровь. Плоть. Боль. Силу. Жизнь. Смерть. Посмертие.
Я — умираю. И знаю, что буду умирать медленно и мучительно. Знаю, что от меня ничего не останет-ся. Развоплотится даже моя душа. Но сейчас меня это ни капельки не волнует. Я всего лишь ухожу в небытие. Одна я.
Тёрн — будет жить.
Будет цел и невредим. Будет встречать рассветы и провожать закаты. Будет править Элварионом. Ко-гда-нибудь полюбит. У него будут дети. И если хоть однажды, в дождливый ненастный день он вспомнит меня, этого будет достаточно.
Я не знаю, что меня ждет в посмертии. Будет ли оно у меня?
Все равно.
Тёрн останется жив.
Остальное — неважно.
Волны боли уносили меня все дальше и дальше. Скоро я уже не смогу вернуться. Да и не надо. Я осознанно шла на это.
Тёрн будет долго горевать обо мне, я знаю. И прошу мир только об одном. Пусть он найдет утеше-ние рано или поздно. Та, кто придет потом, не займет мое место. Это — невозможно. Ведь у каждого оно — только свое. Но мне будет достаточно, если она будет любить моего элвара…
Хотя бы на десятую долю так же сильно, как и я.
И разве можно его — не любить?
Прощай, любимый…
***
Рассказывает Лорелайн ан-Астерра.
Я опять висела в кабинете у Директора. Он недавно вернулся из Элвариона за какими-то амуле-тами. Пройти по следу заклинания не удавалось даже ему. Словно что-то отбрасывало. И никто не мог понять, в чем дело.
— Откат? — предположила я. Но Директор только покачал седой головой.
— Нет. Это не откат. Но такое ощущение, что им там место, а нам — нет. Вот и не пуска-ет.
— А такое бывает?
— Нет. Я не помню даже, чтобы я об этом читал.
— А Виктор?
— Тоже молчит. Говорит — Ворота стандартной структуры, но в заклинание встроено несколько дополнительных контуров. Там и жертва и отчаяние и что-то еще… пока мы не можем разобраться да-же в его структуре. Как это смогла твоя внуч…
Отчаянно взвыли сирены тревоги.
Вой раскатился по коридорам и кабинетам.
'Запрещенное заклинание!'
'Незаконная телепортация в Универ!!'
'Вторжение!!!'
'Чужой в зале телепортаций!!!'
Система сигнализации вопила от души.
Антел Герлей взлетел из-за стола, как молоденький. Хотя… видела я его без этой маски. Маль-чишка! И через триста лет будет мальчишкой!
— В зал для телепортаций! Срочно!!!
Я рванулась сквозь стены. Директор помчался по коридорам. В экстренных случаях, таких, как сейчас, телепортироваться в стенах Универа становилось небезопасно. Можно было и в стенку впа-яться на молекулярном Уровне. Эта защита была установлена еще Основателями и с тех пор не давала сбоев.
Я добралась до зала первой. И замерла растерянным столбиком.
В горящей лиловым светом пентаграмме лежал… элвар!!! И тьма меня сожри, если этот элвар не был мне хорошо знаком! Особенно корона на его голове.
— ТЁРН!!! — завопила я во всю мощь привиденческих легких.
— ТЁРН!? — выдохнул магистр Теодорус, замирая у пентаграммы.
— ТЁРН!!! — Антел Герлей с трудом затормозил в дверях, а потом уже чуть медленнее (чтобы не влететь с разгона в пентаграмму) подошел к ней и положил ладонь на большой голубой ка-мень.
— Доступ высшего уровня директора Универа.
Несколько секунд ничего не происходило. А потом…
Камень осветился розоватым светом.
— Директор Универа Антел Герлей. Доступ разрешен, — пропел мягкий голос.
— Отмена боевой тревоги. Свои. Отключить защиту.
Сияние словно впиталось в пентаграмму. Антел Герлей убрал руку и поглядел на магистра Тео-доруса. Но тому приглашение и не требовалось. Магистр уже стоял на коленях у тела элвара и пытался перевернуть его на спину. Перевернул. И быстро повел руками над неподвижным телом.
— Ничего страшного. Магический шок.
