— Сережа!.. — тут уже сама женщина не выдержала и рассмеялась.
Зимние дни обычно похожи на ночи — короткие, холодные, иногда с пробивающимися через дымную завесу солнечными лучами, но больше всего полумрачные, серые и безнадежные. То чувство, когда время ускоряется, солнце прячется за размытую линию горизонта, на часах всего лишь середина дня, а небо уже накрыто темным покрывалом с рассыпанными, напоминающими блестящие драгоценные камни, звездами.
Сергей дернул за шнур, включая стоявший возле дивана торшер, и пододвинулся ближе к матери, предоставляя привезенные из командировки фотографии.
— Ой, сынок, а это не опасно?
Он рассмеялся.
— Фотографа мы уже выбросили.
— Ой, опять твои шуточки!..
— Да нет, конечно. Доза излучения небольшая, как на флюорографии, так что жить будешь.
— Ой, ну слава богу!
Сергей принялся перебирать снимки.
— Вот она, станция, — на черно-белой пленке было изображено покореженное взрывом белоснежное, на вид безупречно чистое, здание с возвышающейся над ним трубой, — мы когда приехали туда, огня уже не было, нам поручили измерять радиацию вокруг нее и на близлежащих территориях. Там уже не так опасно, как в конце апреля, жить можно. Только вот желающие навряд ли появятся.
— Да вроде передавали, что люди туда потихоньку возвращаются.
— Ага, передавали, как же! Население эвакуировали в соседние села, большинство, конечно, оставалось, но я сам лично видел, как их за шкварник из домов вытаскивали и милиции потом отдавали! И жить там можно будет максимум через сто лет, не меньше! Я понимаю, что столько не живут, хотя… как посмотреть…
— Ты там, надеюсь, не ел крыжовника, меда и смородины, как я тебя просила?
— Ма, люди в Чернобыле питаются только водкой. Все то, что ты сейчас перечислила, едят только самые смелые, бессмертные и, походу, самые отбитые… Уж я-то к последним не имею никакого отношения. Или ты думаешь иначе?
— Да кто тебя знает…
— Если бы я на протяжении тридцати пяти дней ел все вышеперечисленное, то благополучно склеил бы ласты. А я, дорогая моя мамуля, еще хочу пожить, света белого повидать… хотя бы по телевизору.
— Ой, ладно, показывай, что там у тебя еще!..
— Снимки. — Сергей вытащил очередную черно-белую фотографию, на которой были изображены молодые мужчины, одетые в тулупы и респираторы. — Это мы с ребятами в Припяти. Я имел честь с ними познакомиться, когда мы проезжали мимо, ну-у, как проезжали, удирали мимо от дозиметристов, которых я на дух терпеть не мог. Не буду рассказывать, что, как и почему, ты не поймешь и только расстроишься, так что, можешь просто гордиться, какой у тебя самый смелый и отважный сын.
— И самый бестолковый.
— Не без этого. Хотя я слышал совсем другое в свой адрес. — Тут Сергей отложил снимки и, закинув ногу на ногу, облокотился о колено. — Ты не представляешь, мама, какую девушку я там встретил… единственный ее минус… она замужем!.. — он театрально закатил глаза и охнул, схватившись за сердце. — Она поразила меня своей красотой в самое сердце, и я до сих пор ночами не сплю, представляю ее в своей фантазии, аж сердце трепещется…
— Не сердце у тебя трепещется, а нечто совсем другое.
— Мозг?
— Что за девушка-то?
— Она из наших. Служившая.
Матушка удивленно приподняла бровь:
— Серьезно? Девушка-солдат?
— У нее еще двое детей.
Женщина в возрасте покачала головой:
— Вот же женщины до чего дошли…
— Мама, я уже предчувствую, куда ты клонишь, поэтому заранее говорю — не начинай!
— Даже и не думала. Слушай, я тут слышала одну вещь, — матушка, как заправский шпион, осмотрелась по сторонам, — хоть я и сама в это и не верю…
— Мама, ты меня пугаешь!
— Да ты дослушай сначала! Я как-то прочитала в газете небольшую заметку о найденной в Чернобыле девочке. Неужели там есть дети?
— Были дети, мама.
— А девочка…?
Сергей вздохнул.
— Да, девочка была. Она постоянно с нами была, куда мы, туда и она, за все это время, что я был там, ее никто не хватился. Что-то странное было в этой девочке, но мы подумали, несчастный ребенок, родители, видимо, уехали и не успели ее хватиться, тем более с нами была девушка, она постоянно за ней приглядывала. Хотя насчет самой этой девушки… — тут он позволил себе тепло улыбнуться, — сама как ребенок, вечно вела себя как дрессированная обезьянка, попадала в странные истории, и, знаешь, мамуля, Чернобыль не был безопасным местом не только из-за радиации, какие-то вещи ненормальные там творились. Все те, кто там находился, в обнимку с оружием спали. Вот так вот, мама.
Матушка покачала головой.
— Получается, я не зря за тебя переживала?
— Получается. — Сергей кивнул и громко зевнул, потянувшись. — Ладно, дорогая моя мама, пойду на боковую. Что-то чувствую я себя опустошенно, как холодильник перед сном.
— Иди, иди, отдохни, ты заслужил.
Прошло полгода с его возвращения из командировки. Сергей умудрился набрать лишний вес, отлежаться в постели, выспаться как следует прежде чем вернуться к прежней жизни, суровой и беспощадной, а иногда — бессмысленной. На его руках была маленькая дочка, Соня, которая уже все понимала.
Но иногда ему начинало казаться, что чего-то не хватает…
Ее.
Марины.
Златовласки, как он ее называл.
— Но ты же говорил, что она замужем! — воскликнула матушка.
— Муж не стенка, подвинется, — как всегда в шутливой форме ответил Сергей. — И от моей любви еще никто не умирал!
— Да уж…
— Мы с ней с одного города, так что, времени много не потребуется. Ты посиди с Сонечкой, пока я буду в поисках своей прекрасной любви…
— Не знала, что мой сын такой любвеобильный.
— Ты еще многого о нем не знаешь! — тут Сергей покрутил в воздухе указательным пальцем. — Ладно, не скучай, моя дорогая мамуля, и не поминай почем зря… — и он вышел из кухни, хлопнув дверью.
— Дурак, — проворчала матушка.
Сергей застегнул “молнию” на ветровке, прокашлялся и, вытащив из кармана сигарету, прикурил. Поправил дрожавшую от легкого порыва ветра шляпу и направился к ближайшей автобусной остановке.
— Импортные, лучшие, — в голове всплыли воспоминания: мойщик, совсем еще молоденький паренек, протягивает ему ту самую, импортную, с фильтром, и Сергей неуверенно принимает необычный презент. — Здесь все курят, нервы ни к черту. Вот когда мы с тобой покинем это злосчастное местечко, можно будет и о здоровье подумать, которого у нас уже не будет.
И тут же — следующая картинка: их броник, побывавший целых три раза на отмывке, отправляют на “могильник”, где уже давненько красуются всякие автобусы, машины городских, тракторы и сломанные роботы, не прослужившие и дня. В его дрожащей от нервозности руке догорает очередная сигарета с фильтром, “партизан”, высокий военный командир, отказывается направлять их на “мойку”, так как на машине уже давно светятся одна целая девять десятых миллирентген…
— Как?
— Ну, не будь ты таким маленьким… Объедим как-нибудь…
— Как?!
— Ну, через лес… Слушай, это уже наши проблемы…
— Ага, а если вас за жопу схватят? — у командира резко меняется интонация. — Слу-у-у-ушай, ты погоди, погоди, сейчас наша мойка горячей водой будет работать, мы тогда вас в два счета отмоем!
— Так давай! А когда?
— Завтра, часов в одиннадцать.
– “Завтра, в одиннадцать…” — передразнил “партизана” Сергей и гневно сплюнул. — Спасибо вам в шляпу, тоже мне, видите ли, помощник…
Он вернулся к бронику с раздраконенными чувствами. Бросил на парней, у которых начали хищно блестеть глаза, разгневанный взгляд, а затем перевел его на ухмылявшуюся девушку. Ее золотистые локоны свисали из прически, мирно покоясь на тоненьких плечах. Марина вечно находилась где-то поблизости, но обычно не вмешивалась, предпочитая нейтральную сторону. Хотя характер у нее оставлял желать лучшего, но Сергею становилось легче, когда она сидела рядом с ним.
— Что, проблемы, товарищ начальник?
