добрался до меня…" — прошептала с таким безумством в голове, словно обречённая, когда заметила, что на мне нет ничего, кроме шёлкового халата.
Это вызвало зуд на коже, как от ожога. Мне показалось, что эта тряпка, всё равно, что ядовитый плющ оплела меня, отравляет и душит, не позволяя дышать. Я почти завыла, понимая, что всё возвращается владельцу. Так и я вернулась тому, кто меня купил.
Справа послышался лязг замков, который вынудил сцепить зубы и схватить простынь. В чём была, вскочила в кровати, скручивая ткань в руках, пока тяжёлая деревянная дверь открывалась. Я встала, как кошка за ней, сжимая жгут в руках и сцепив зубы так, что стал слышен пульс прямо в глотке.
Как только тварь вошла, я накинула жгут на его шею, но не успела и движения сделать, как меня повалили и прижали собой к полу, связывая руки, моим же мнимым оружием.
Я дышала сквозь зубы, смотрела в черные глаза и на уродливое лицо, которое жадно и с ухмылкой осматривало, как добычу. Ублюдок прижимал меня к полу, а следом грубо раздвинув ноги коленом, вообще заставил замереть.
По телу прокатилась дрожь, смешанная с испугом такой силы, что я обмякла. Стала дышать через раз, а перед глазами пробегали лица всех, кто насиловал меня. Они были похожи на его лицо. Почти в точности, и почти такие же звериные пасти. Всё поплыло перед глазами, а Шавкат прошептал у моих губ:
— Вот ты и вернулась домой, ко мне, Невена… — он сказал это голосом, от которого побежал реальный озноб, а из горла вырвался чуть ли не рык.
— Не трогай!!! — я сжала челюсть чувствуя, как по щеке бежит слеза, а потом попыталась огреть его головой, но Шавкат схватил за горло и засычал, как змея, ведя носом вдоль моего лица:
— Ш-ш-ш!!! Не рыпайся, а будешь проявлять характер, запру в выгребной яме со змеями. Они быстро учат послушанию, Невена. Больше не захочешь сбегать…
— Ублюдок! — зарычала, но он только крепче сжал моё горло и со звериным оскалом ухмыльнулся так, что по спине пробежал настоящий мороз от понимания:
— Где он?!!! Что ты с ним сделал, мразь? — я давила слёзы, которые брызнули из глаз, а тварь только осматривала моё лицо всё тщательнее, впивалась взглядом в каждую черту, пока я ощущала, как его гниющая туша каменеет надо мной, становится горячей и душит.
Мне противно даже смотреть на него, не то что ощущать, как эти грязные, вонючие конечности удерживают меня, но не могу ничего сделать. Мышцы расслаблены настолько, что я не в состоянии оказать нормального сопротивления. У меня нет на это сил, а голова и дальше раскалывается, и мигрень всё больше толкает по гортани рвоту.
— Готовься, сегодня ты увидишь арабский Колизей, Невена! Я построил его для нашей встречи… Я слишком долго ждал, чтобы посмотреть на это.
Он вздрогнул меня с пола за руки, на что я всё-таки сумела огреть тварь по голове, а потом скрутить жгут вокруг его шеи, буквально повиснув на спине твари. Однако Шавкат только расхохотался, задыхаясь и сбросил меня на кровать, зарычав:
— Ещё раз проделаешь это! Я спущу твоего азиатского сосунка в самую глубокую выгребную яму и заставлю тебя смотреть на то, как его будут пожирать змеи и скорпионы, Невена!
Я дышала быстро и глубоко, а смотрела так, словно уже убивала его лишь взглядом. Но тварь только забавляло такое зрелище. Он улыбался своей пастью, так словно знал, что значит для меня этот человек.
— Любишь его? — вдруг тихо и вкрадчиво задал вопрос Шавкат, поправляя свою рубашку, смотря на то, как я сжимаю в руках ткань простыни и пытаюсь освободить запястья, — Любишь… Я видел вас. Наблюдал постоянно за тем, как вы ворковали. Видел даже, как он тебя чуть не трахал на побережье. Как зарождалась эта связь… Всё на моих глазах. Такие вещи невозможно не заметить, когда это настоящее.
Я приподняла подбородок, опять вдохнув глубже, в попытке унять свой страх. А я боялась. Как бы не храбрилась, как бы не успокаивала себя тем, что я спецагент и подготовленный человек, хорошо понимала — сейчас я никто. В этих стенах не Моника Эйс. На этой кровати сидит обессиленная и связанная девушка Невена.
Он вышел прочь, впустив в комнату троих служанок замотанных в серые тряпки. Я знала зачем они пришли, потому что служила когда-то женам точно так же. Сейчас они начнут разматывать атласные свёртки, доставать из них яркие наряды и украшения, а потом создадут куклу — совершенную игрушку для удовлетворения мужских потребностей. От меня будет исходить цветочный и пьянящий аромат. Моя кожа, несмотря на татуировки будет светиться словно изнутри, после того, как проклятые масла впитаются в неё. На моём теле будет безупречная тряпка, рождающая скотское желание, будто женщина — это лишь предмет, созданный для того, чтобы на неё смотрели, истекая слюной.
А последним штрихом станут тяжёлые золотые украшения, как десятки кандалов, напоминающих, что я его вещь. И что эти сраные цацки, точно так же куплены, как и я.
Я стояла, как мертвая. Ничего не слышала и не видела. Просто дышала, думая лишь о том, какую невозможно дебильную вещь сотворил этот ненормальный псих! Уже сейчас, восстановив всю картину того дня перед глазами, осознала насколько и я невозможная тупица. Ведь видела, что Тангир, что-то задумал. Однако не придала этому значения, потому что я всего лишь человек, и в момент когда моё сердце разрывала невыносимая боль от слов Катерины, не думала ни о чём другом, кроме своего брата. Кроме того, что итак догадывалась о личности человека, который напал на меня. Ведь доказательством служила та самая экспертиза, которую я в попытке самодурства, списала на ошибку.
Закрываю глаза, и чувствую как по щекам бегут слезы. Тело казалось и не прекращало дрожать, но когда рука не находит цепочки с кольцами на шее, становится больнее во сто крат.
"- Сохрани! Сохрани их для меня, Невена…" — пальцы вздрагивают опускаясь на ненавистное золото, которым увешана моя грудь.
— Вот твоя судьба и догнала тебя, Невена… — шепчу и открываю глаза, когда в комнату входят пятеро арабов, а женщина стоящая рядом со мной, защелкивает на моей руке электронный браслет.
— Это чтобы ты не попыталась сбежать, хабибти, — от голоса твари, которая вернулась посмотреть на проделанную работу служанок, я кажется превращаюсь в монолитный холодный камень.
Мы встречаемся взглядами и всё, что произношу, смотря
