с ядовитой ухмылкой и холодной яростью, это:
— Пустыня поглощает всё и всех, Шавкат, но такую тварь, даже глубины золотых песков выплюнут прямиком в ад, и твой Аллах тебе не поможет. Он только рад будет, что такая недостойная тварь, не встанет рядом с его сыновьями.
— Посмотрим, что ты скажешь сегодня про своего мальчика, Невена. Я с удовольствием понаблюдаю за твоей реакцией… — Шавкат сжал челюсть и ничего не ответил, а только кивнул охране, чтобы они вели меня следом.
Я лишь ухмыльнулась, и продолжала бы делать это, однако реальность словно намеренно избивала меня всё с большей безжалостностью. Ведь только выйдя под душные порывы ветра, несущие воздух смешанный с песком, я посмотрела в глаза человеку, который на протяжении четырех лет был рядом со мной всегда.
— Родерик, — я не сказала это, а выплюнула осматривая фигуру мрази.
Он видел только глаза, и не мог знать, как моё лицо превратилось в оскал, потому что всю мою фигуру скрывала черная тряпка. Она не давала возможности никому из мужчин смотреть на то, что было собственностью их хозяина. Никто не имеет права смотреть на меня. Если бы я не знала, что банально продана, меня бы совершенно не трогали обычаи этого места. Однако лишь мысль о том, что сакральный смысл подобного, превратили просто в способ скрывать на телах женщин глубокие побои, вызывала не меньшее отвращение, чем рожа наглой твари, которой я доверяла столько лет.
Родерик кивнул Шавкату, и поправил свою арафатку на шее, открывая двери широкого хаммера, в который меня и впихнули следом за Шавкатом силком.
Всю дорогу я пыталась запоминать каждую деталь. Отпечатать в памяти лица и поведение всей охраны араба, и понять как найти слабое место, чтобы сбежать. Однако сперва, мне предстояло увидеть Тангира. Только после того, как увижу его перед собой, начну выстраивать план, как вытащить нас из этого ада.
"Я выйду отсюда либо с ним, либо не выйду вообще…" — сжав челюсть, вдохнула побольше воздуха и опять ощутила настоящую тошноту, вызванную запахом масел, которые втёрли в мою кожу.
За окнами проносились пейзажи Эль-Аюна. Я хорошо знала этот город, потому не заостряла на этом внимания, а силилась вспомнить хоть немного арабскую речь, чтобы понять о чём Шавкат говорит с Риком, а тот только кивает его словам, посматривая в мою сторону.
"Гнида продажная… Все вы твари, с самого начала знали, что этим всё и закончится! Потому ты и дал нам уйти с Тангиром в Монтэ-Пульчано! Как же! Спецагент и не заметил, куда мы исчезли? Уже тогда я — тупая идиотка, должна была заметить это… Взгляд на стол в зале базы, когда на него упал кусок шкуры прихвостней этого ублюдка! Ты уже тогда, скотина, испугался парня, который сумел отрезать кусок от такого же дерьма, как ты!" — именно это читалось в моих глазах, когда Родерик смотрел в мою сторону.
Спустя час пути, который пролегал между двумя оазисами, и небольшими поселками рядом с Эль-Аюном, мы выехали прямиком на песчаные дюны. Машина стала тонуть в песках, и замедлила скорость, но продолжила движение, нагреваясь настолько, что весь салон вонял плавящейся от жары обшивкой и горячим металлом.
Я сжимала под тканью руки в кулаки и силилась стянуть браслет, всё чаще раздумывая над тем, что лучше сдохнуть между песков и от обезвоживания, чем от рук тварей, которые всю дорогу обсуждали новых бойцов, а у меня кровь в жилах стыла.
Родерик всё это время работал на араба. Судя по тому, как он разговаривал с Шавкатом, тварь знает моего напарника не первый год. А это вызывало намного больше вопросов теперь. Значит, мои заключения и подробный рапорт с материалами дела, направленный в Пентагон был не напрасным. Раз я всё равно сюда попала, то сделала хотя бы что-то правильно, продолжая глупо надеяться, что в этом мире ещё не всё прогнило насквозь.
На этой мысли, мы въехали на высокую дюну, а мой взгляд упал на грязную реку вдалеке. Она была усыпана мелкой растительностью, словно рассекая пустыню.
"Мавритания…" — прошептала в голове, а следом посмотрела на высокое строение, чем-то напоминающее неприступный каменный форт посреди песков.
"Арабская клетка…" — закончила мысль, и закрыла с болью глаза, понимая, что это и было с самого начала целью Шавката.
Судя из того, что успела сопоставить в деле о Клетках, их надзирателях и вообще в этом кровавом бизнесе завязанном на политике — Шавкат прототип того самого Нильсона.
Араб не был мальчиком. Ещё одиннадцать лет назад, я знала что молодой принц, самый жестокий из всех, кто держал притоны с живым товаром. Уже тогда Шавкат Ибн Рашиду было двадцать шесть лет, и уже тогда он калечил, убивал и получал от этого удовольствие.
Меня выпихнули из машины, когда за нашей спиной, закрылись электронные врата. Это была стоянка. Совершенно обычная стоянка для таких же внедорожников, из которых в закатных лучах солнца выходили такие же твари, а за ними семенили их жены. Осмотрев толпу, я замерла, когда над головой стали трубить. На высоких каменных стенах стали разбегаться в разные стороны боевики.
Сердце стучало, как бешеное в понимании, что это настоящий, отстроенный в пустыне Колизей, с той разницей, что скрывали его неприступные каменные стены. Это место, как военная база, посреди пустыни, охраняемая сотнями арабов в форме и с автоматами. Цепкими взглядами они осматривали толпу высоких гостей, прибывших в этот ад. Последних казалось совершенно не заботило, что на них смотрят дула автоматов, пока они идут к центральному входу.
В голове била только одна мысль, вернее попытка успокоить себя тем, что возможно скоро об этом месте узнают такие люди, как мой покойный отец. Брайан Эйс всегда оставался для меня образцом человека и мужчины, который заслужил свои погоны делом, потом и кровью.
"И точно тому же, ты и меня учил, папа. Наставлял и готовил, словно зная, что однажды я могу опять оказаться в том аду из которого ты меня спас!"
Войдя во вполне технологичные помещения, которые напоминали коридоры, я сразу присмотрелась к системе видеонаблюдения. Осмотрела помещения, которые включали ресепшин и широкий холл, из которого был виден даже вход в ресторан. Остальные же помещения напоминали переходы с выходом в другие. По ним неспешно двигались гости, и каждый, лишь завидев рожу Шавката почтительно кивал головой, словно тот падишах. Наблюдая за этим, желчь опять подступала к горлу, а когда мы свернули вправо на широкую лестницу, ведущую вверх, я поняла
