Вот в чем дело. Он не ненавидит Райдо, хотя ненависть Ийлэ поняла бы. Он просто хочет быть прав. И не важно, что из‑за этой правоты кому‑то придется умереть.
Не важно.
Надо просто дышать.
И уйти. Тихо, пока доктор не обернулся, пока не спросил… не сказал чего‑то, что сделает дальнейшее молчание Ийлэ невозможным.
Она не успела прикрыть дверь.
— Я редко ошибаюсь.
Редко.
Быть может, Ийлэ несправедлива и он действительно неплохой доктор… его ведь ценят… и приглашают… впрочем, кого еще приглашать людям, если иного доктора в городке попросту нет?
Она не успела спрятаться.
— Ийлэ! — Альфред просто появился.
У него порой получалось просто появляться, словно бы из ниоткуда. Шагнул, руки раскрыл, пытаясь обнять, но Ийлэ ускользнула.
— Злишься? — он улыбался широко и радостно.
Ему улыбка шла.
И маска веселого славного парня, которую прежде Ийлэ принимала за лицо.
— Не злись, дорогая, что было, то было… прошлое имеет куда меньшее значение, чем это принято считать. Будущее куда как важней.
Он перестал улыбаться.
— Поговорим?
— А есть о чем? — молчать больше не получалось.
Уйти?
А если он скажет что‑то действительно важное?
— О нашем с тобой будущем.
Альфред наступал, заставляя Ийлэ пятится. Шаг и еще шажок… в доме безопасно… он не посмеет тронуть ее здесь.
— А у нас есть будущее?
Не стоит бояться.
Он просто… просто играет… как тот, который… только он не решится ударить. Конечно. Сын мэра и будущий мэр не бьет женщин…
— Тебе решать.
Прикосновение пальцев к губам, точно Альфред просит помолчать.
— Ты же умная девочка, Ийлэ… ты понимаешь, что скоро твой покровитель… уйдет в мир иной.
— Муж.
— Что?
— Не покровитель, — поправила Ийлэ. — Муж.
Остановилась.
До тупика еще шагов пять, но Ийлэ больше не позволит загонять себя в тупик. И со страхом справится. Должна справиться.
— Муж? Ах да… я в курсе… я сам выправил ту бумагу… и еще кое — какие… интересные. Конечно, передать их не успел… а теперь, глядишь, и не понадобятся.
Он стоял слишком близко.
Разглядывал.
— А ты изменилась.
— Странно было бы, если бы я не изменилась.
— Конечно, — Альфред провел пальцем по ее щеке, и прикосновение это заставило замереть.
Не ударит.
Не тронет.
Пока.
— Все меняются… но я помню, какой очаровательной ты была… не девочка — статуэтка… белая — белая… мотылек, — его взгляд затуманился. — Тогда я понял, как ты мне нужна…
Дыхание тяжелое.
И пахнет зверем. Странно, он ведь человек, а люди… люди — не звери. Не этот.
— Настолько нужна, что ты меня бросил?
— Прекрати, Ийлэ, — Альфред поморщился. — Неужели ты думаешь, что если бы был иной… вариант, я бы оставил тебя им?
— Значит, не было?
Захотелось закричать. Громко, голос срывая, но чтобы он, Альфред, да и все те, кто в доме ее собрался, услышали, наконец.
Поняли.
Она, Ийлэ, не игрушка. Она живая!
— А что ты хотела, чтобы я сделал? Заявился сюда, — он провел мизинцем по стене. — И потребовал тебя отдать? Если же не согласятся, пригрозил бы… ах да, чем бы я мог им пригрозить? Жалобой?
Ийлэ молчала.
— Или мне следовало взять парочку арбалетов и сыграть в героя? Тогда бы у тебя осталась обо мне светлая память… светлая память — это много… что скажешь?
— Ничего.
— Конечно… ты ведь сама понимаешь, что в той ситуации я ничего‑то не мог сделать… только ждать и искать вариант, который всех устроит.
— И как? Нашел?
— К сожалению, не успел… но я был близок. Мы бы договорились… Бран, конечно, еще та сволочь, но договариваться любил… я бы выкупил тебя.
Мерзко.
Настолько мерзко, что дыхание перехватывает. Ийлэ давится воздухом, но все равно дышит, сквозь стиснутые зубы, через силу, ненавидя себя за то, что не способна высказать этому человеку все.
Она боится?
Нет, не боится. Презирает.
Герой? Альфред никогда героем не был и не станет. Он любит использовать, что ситуации, что людей… и наверное, это тоже талант.
— Тебе не нравится? — Альфред склонил голову на бок. И во взгляде его появилось… раздражение? Он, что, ждал, что Ийлэ придет в восторг от этакой новости?
Он собирался выкупить…
Подождать, когда Бран наиграется… если наиграется… когда доведет до края, а потом выкупить… и если бы… если бы все так и получилось, то она, Ийлэ, была бы ему благодарна?
Или убила бы?
— Деточка, я понимаю, что тебе обидно, но жизнь такова… и стоит ли вспоминать дела давно минувших дней, ежели есть вопросы куда более актуальные?
Альфред протянул руку, но Ийлэ не позволила прикоснуться к себе. Она отвела его пальцы от своего лица и сухо поинтересовалась:
— Чего ты хочешь?
— Тебя. Я все еще хочу тебя. И я тебе нужен… если ты, конечно, не предпочтешь героическую смерть у постели супруга…
Он замолчал, предоставляя возможность задать вопрос, на который наверняка приготовил ответ. Он и прежде‑то был предусмотрительной сволочью. Поэтому Ийлэ не стала вопрос задавать.
— Ты понимаешь, что в этом городе лишняя? Тебя, конечно, используют, но потом избавятся… кому нужны свидетели? И в лучшем случае смерть твоя будет легкой… в худшем… последнюю свою жертву Потрошитель на куски разобрал. Отвратительное зрелище…
— Ты о ком?
— О человеке… точнее, я полагаю, что он — человек, но находятся и те, кто говорят, что до появления твоего… супруга, в городе было тихо.
— Ты его не любишь.
— Потрошителя?
— Райдо.
Ему нравится говорить. Это тоже игра, сродни той, в которой он, Альфред, ловит ее взгляд. И пытается удержать его, привязать к себе.
Если дать волю, то и привяжет.
Не только взгляд. На самом деле взгляд — это мелочь, но…
— А за что мне его любить? — Альфред пожал плечами, и жест этот получился… лживым?
Определенно.
Он сам лжив, старый добрый друг. Или не добрый. И вовсе не друг, не говоря уже о том, что он вовсе не стар.
— Он поломал мои планы. Знаешь, я обрадовался, когда узнал, что ты жива… так обрадовался… и сделал ему предложение.
Райдо ничего не говорил.
И хорошо. Тогда Ийлэ не была готова его слушать. Она и теперь не готова, не уверена в себе, в том, что хватит сил выдержать этот разговор, в котором с ней вновь играют.
— А он отказал. Но проблема даже не в этом… не только в этом… отказ я бы как‑нибудь да пережил. Но твой Райдо…
И снова пауза.
Ждет, что Ийлэ скажет, что Райдо вовсе не ее? Неправда.
