— Назовите свое имя, — строго произнес Кракл, вряд ли хоть раз стоявший под пулями.
— Артюр Рюшан, теньент второго кавалерийского полка.
— Принесите присягу.
— Именем Создателя, — теньент уверенно положил руку на серый том, — жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду. И да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу.
— Суд принимает вашу присягу, — подтвердил гуэций. — Феншо, этот человек будет правдив. Спрашивайте.
— Да, господин гуэций. — Обвинитель повернулся к теньенту. — Вы были одним из тех, кого Его Величество взял с собой в Тарнику утром пятого дня Осенних Волн минувшего года? Это так?
— Да, господин обвинитель.
В тот, едва не ставший черным, день сюзерен ускакал в Тарнику, не предупредив ни Ричарда, ни Робера. Он рассчитывал вернуться следующим вечером, но появился раньше. На чужой лошади, с кое-как перевязанным плечом…
— Вы выехали очень рано, намереваясь к полудню достичь загородного дворца, куда съехались приглашенные Его Величеством военачальники?
— Да, господин обвинитель.
— Около девяти часов утра вы поравнялись с Беличьей рощей. Через рощу протекает полноводный ручей с топкими берегами. Мост был поврежден, и Его Величество решил переправляться вброд, для чего стал подниматься вверх по течению?
— Да, господин обвинитель.
— Расскажите, что случилось потом.
— Отряд двинулся вдоль ручья. Тропинка была узкой, мы растянулись. Начинало светать, но под деревьями было еще темно. Его Величество ехал вторым, как раз передо мной…
— Кто ехал первым?
— Капрал Трувэр, господин обвинитель. Он лучше других знал дорогу.
— Что было дальше?
— Сначала мы ехали прямо, потом ручей резко свернул. На излучине очень сильно разросся можжевельник. Капрал Трувэр, Его Величество и я, объезжая заросли, спустились к самой воде, и в это время рухнул росший на том берегу высокий тополь. Он загородил дорогу тем, кто ехал за мной, и напугал лошадей. Его Величество остановил коня, и тут прогремел первый выстрел. Все произошло очень неожиданно, я не сразу понял, что случилось, а Его Величество крикнул: «Убили капрала!» — и велел поворачивать.
— Вы повернули?
— Нет, моя лошадь разволновалась, я не сразу сумел ее успокоить, и тут выстрелили снова. Конь Его Величества упал, но Его Величество успел соскочить. Я спешился и бросился к Его Величеству, и тут выстрелили третий раз. Его Величество вскрикнул, и я увидел, что он зажимает пальцами рану. Я начал срывать с себя шейный платок, чтобы ее перевязать, но Его Величество крикнул, что рана легкая. Я оглянулся и увидел на том берегу всадника.
— Вы его узнали?
— Тогда нет, — Рюшан впервые за время своего рассказа отвернулся от Феншо и взглянул на Ворона, — теперь узнаю.
— Это был обвиняемый?
— Да, господин обвинитель.
— Вы его узнали, несмотря на то что, по вашему утверждению, было темно, а он находился довольно далеко?
— Не так уж и далеко, господин обвинитель, — не согласился теньент. — От нас до того берега было не больше полусотни бье, а убийца подъехал к самой воде. Лица я действительно не видел, но запомнил фигуру, посадку, стать и ход лошади. Кавалерист в таком случае не ошибется.
— Когда вы увидели этого человека снова?
— В восьмой день Осенних Волн, когда он убил господина маршала Люра.
— Вернемся к первому покушению. Что сделал всадник, которого вы заметили?
— Он поднял пистолет. Я попытался закрыть собой Его Величество, но Его Величество меня оттолкнул, и тут те, кто ехал сзади, опомнились и начали стрелять. Всадник помахал нам рукой, повернул коня и скрылся в зарослях. Преследовать его возможности не было.
Феншо удовлетворенно кивнул:
— Ваше Величество, Ваше Высокопреосвященство, господа судьи, мои помощники опросили всех, кто был в эскорте Его Величества. Они подтверждают показания теньента Рюшана. Должен ли я их пригласить?
— Не вижу необходимости, — решил супрем, — по крайней мере, до того, как обвиняемый признает или же нет свою вину.
— Закон не обязывает заслушивать всех свидетелей, если они утверждают одно и то же, — поддержал Кортнея Кракл. — Рокэ Алва, признаете ли вы, что в пятый день Осенних Волн стреляли в Его Величество Альдо Первого?
Сюзерен не знал, как стреляет Ворон, а Дикон только вчера узнал, что стрелял именно он. И промахнулся. Воистину, Раканы угодны Кэртиане, теперь это поймет даже Робер…
— Подсудимый, — велел Феншо, — отвечайте на вопрос.
Алва всем телом развернулся к гуэцию, его лицо стало заинтересованным:
— А вы потом будете спрашивать, не я ли в восьмой день Осенних Волн прорвался к эшафоту?
— Рокэ Алва, — лицо Кракла было тверже голоса, — не пытайтесь уйти в сторону.
Ворон непринужденным жестом поправил цепь, словно это были Звезды Кэналлоа.
— Барон, это не праздное любопытство. Раз уж мы вступили в гальтарские дебри и отпустили мэтра Инголса, должен же кто-то исполнять его обязанности. Итак, утверждение о драке под эшафотом остается в силе?
— Разумеется, — гуэций был удивлен, — но всему свое время. Покушение на персону Его Величества более тяжкое преступление, нежели убийства маршала, офицеров и солдат. Оно рассматривается первым.
Ворон на мгновение свел брови:
— Не годится, — решительно объявил он. — Если так называемых военных убил я, то при описанных вами обстоятельствах я не мог не прикончить присутствующего здесь молодого человека в белых штанах. А если я не сумел его убить, то тем более не мог умертвить перебежчика с красной перевязью и иже с ним. Будьте любезны определиться с тем, что я сделал, а до тех пор разговор представляется бессмысленным.
Алва был Повелителем, а Кракл — ординаром, он растерялся, Феншо тоже молчал. Первым опомнился супрем:
— Прибавляя к уже свершенным преступлением публичное оскорбление Его Величества, — напомнил он, — вы лишь отягчаете свою участь.
— Вот и хорошо, — живо откликнулся Алва. — Кстати, раз уж зашел разговор об оскорблениях. Почему вы столь настойчиво напираете на то, что он — законный король? Нет, я понимаю, что он вам нравится, но законности в нем не больше, чем во Франциске Олларе, которого вы величаете узурпатором. Терпеть не могу вмешиваться в судейские дела, но вы проявляете ужасающую непоследовательность, а юриспруденция подобного не терпит.
— Раканы искони правили Золотыми землями, _ отрезал супрем, — их права, в отличие от прав марагонского бастарда, неоспоримы.
