Я тоже не отставал и поведал парочку историй о веселой и почти беззаботной жизни в Академии. Потом рассказал о почти завершившимся путешествии вместе с Мией, особым успехом пользовался тот случай, когда девушка бегала по полю, спасаясь от пчел. Еще немного поведал о своих опасениях, насчет тварей из Диких Земель. Тут меня приятно удивил Руст. Он заявил что эти химера и отрыжки бездны, могут бежать не за чем-то, а от чего-то. Под таким углом на ситуацию я не смотрел, и решил обязательно обмозговать ладную теорию.
Но время подходило к концу и вот уже дюжины могучих пиратов, вертят вОрот с цепью, достойной крепостных ворОт, стравливая четерехзубый якорь. С глухим плеском тот погружается в воду, будто говоря о том, что пришло время прощания. Леди офицеры обнимают Мию, помогая ей забраться в шлюпку. Пираты, будто настоящие, неподдельные джентльмены, передают её мешки, правда попутно травля тонны сальных шуточек.
— Пора, — сказал я.
Мы некоторое время постояли, а потом встали в круг, склонив головы в центр и обнявшись за плечи, будто футбольная команда. Раньше в таком кругу стояло шестеро, обсуждая предстоящий рейд или вылазку в тыл. Теперь всего трое.
— Держись там, старик, — хмыкнул Пило.
— Покажи им всем, что значит наемник из Пробитого, — поддакнул Руст.
— А то! — улыбнулся я и сильнее сжал плечи товарищей. — Братцы, через три года, ждите меня у себя, привезу гостинцев детям. Ну а если не будет меня на третий год, в последний день шестого сезона, справьте обряд. Да такой, что бы вся Нимия слышала и неделю не могла прийти в себя! И деткам расскажите о лихом дядьке Зануде, о подвигах его славных, ну и еще чего-нибудь приврите для красивой истории.
— Заметано! — хором ответили друзья.
Мы разорвали круг и я, закинув за плечо свой личный походный мешок, эдакую торбу держащуюся на одной веревке, помахав, не оборачиваясь, рукой, пошел к бортику. Перепрыгнув деревянный барьер, я приземлился в лодке, ничуть ту не покачнув. Скинув мешок, стал стравливать трос, удерживающий нас на весу. Вскоре дно шлюпки коснулось воды и на мгновение возникло ощущение невесомости, которое, впрочем, тут же исчезло. Усевшись на длинной доске, закрепленной на бортиках, я взял в руки весла. Тяжелые, массивные, сбившие бы в кровь ладони любому, кто никогда не держал топора или меча. Так, я лишь почувствовал как зашуршала древесина по дубовой коже, словно покрытой одной большой мозолью.
Я закрутил правое весло, разворачивая лодку, когда же та встала перпендикулярно к берегу, максимально выпрямил руки, сгибая спину, словно взведенный лук, а потом разом выпрямился, подтягивая предплечья к груди. Лодка резко соскочила с месса, резво набирая ходи дальнейшие взмахи я делал плавне и мельче, позволяя инерции выполнять большую часть работа. Корабль медленно и несколько нерешительно отдалялся от нас. Он таял в лучах солнца, отраженных от воды и белые пенные барашки, разбивающие о его древесину, казались золотыми песчинками, выброшенными на поверхность со дна морских глубин.
Когда же корабль уже почти остался в прошлом, я услышал резкий, лихой свист. А потом еще один и еще, и еще. Всего их было четыре. Тогда я улыбнулся, убрал весла и сложив руки колодцем, резко в них дунул, извлекая низкий трубный звук, разносящийся на многие мили вокруг. Я дул так долго, что закружилась голова, вкладывая в это усилие все, что не успел сказать своим друзьям. Когда же в глазах уже закружили хороводы разноцветные круги, то я резко вдохнул. Приходя в себя. Мгновение я смотрел на корабль, зная что кто-то смотрит с него на меня. Потом я буквально услышал как поднимается тяжелая цепь, и скрипит древесина ворота. Пираты подняли свои черные, как безлунная ночь, паруса и развернувшись в другом направлении, отправились в море.
— Ты будешь по ним скучать, — утверждала, а не спрашивала Мия.
Я сделал вид что ничего не услышал и продолжил монотонный труд. Берег приближался неторопливо, со спокойствием и размеренностью Востока. Но все отчетливее до меня доносились причудливые арматы, ухо слышало непривычный, но знакомый язык, и постепенно легкие спирала духота. Совсем скоро наша лодка уже пристала к деревянному настилу, которую неизвестные мне люди, почему-то назвали пирсом. Иногда меня поражают такие выверты, ну почему просто не сказать — деревянный мостик. Нет, надо обязательно придумать причудливое — пирс. А то изобилие терминов на корабле? И каждый раз, когда ты ошибешься с названием, на тебя посмотрят как на главного идиота, и вообще первостепенного врага народа. Нет, решительно надо исправлять эту систему. Куда удобнее было бы так — большой парус, маленький парус, высокая мачта, мачта пониже, нос — задница, круглая хрень с двумя дырочками, квадратная хрень с одной. И, уверяю вас, жизнь сразу бы пошла в гору и люди потянулись бы в море.
Подкатив, или подплыв, не знаю как будет правильней, к этому пирсу, я схватил висящую веревку, обмотал о какой-то выступ на носу, который, небось, тоже в обязательно порядке как-нибудь мудрено обозван и помог Мии подняться на верх. Что удивительно, в этот раз она помощь приняла, а то обычно горделиво фыркала и все делала сама. Видимо близость к дому действительно меняет людей.
— За швартование шлюпки, с вас два дитира, — как из под земли выскользнул чуть полноватый местный служивый. У него была кучерявая борода, высокий лоб, свободные одежды и кривая сабля на боку. Типичный Алиатец.
Я вопросительно посмотрел на Мию, а та лишь показательно крутила головой по сторонам, пряча улыбку.
— Ну все, хватит уже, — вздохнул я. — Переведи чего он хочет.
— Два дитира за остановку, — сия лицом, оповестила меня красавица.
Я лишь скривился, вот надо было мне из себя дурочка строить. Правда в том что девушка думает, что я не знаю её языка, есть свои плюсы, которые пока что перевешивают весь негатив. А
— И сколько это — два дитира?
— Примерно две серебрушки.
Я чуть не сел, это ж какие у них здесь цены, если за остановку лодки, нужно платить две серебряные. Да я за такие деньги неделю в таверне жить буду. Правда на еду не останется, но на теплую постель точно наберется.
— Ой, не делай такие глаза. Просто отдай ему деньги.
— Ага, — пробурчал я и выложил монеты на бочку.
С ощущением, будто руку себе отгрызаю, я смотрел на то как кровно заработанные монетки, пропадают в толстой суме этого служивого. Мое первое впечатление от Алиата в целом, и от порта Амхай в частности, было резко отрицательным. Правильно мне Добряк говорил, здесь одно ворье.
— Пусть свет Ифары освещает вам путь, — учтиво поклонился страж и заложив руки за широкий шелковый пояс, засеменил по направлению к берегу.
