— Куда?
Дернувшись, останавливаюсь посреди комнаты.
— К ним, — глухо.
— И ты думаешь, что они реальны?
Смотрю в черные, в тон волосам глаза и молчу. Мозг отказывается обрабатывать информацию.
— Сколько я уже тут?
— А сама как думаешь?
— Неделю? Две?
— А может, тысячу лет? Вечность? — улыбаясь и подмигивая мне. — Я вижу, ты вспомнила наш разговор.
— Ты предлагала мне вечность в своих мирах. Говорила… — сглатываю, но упрямо продолжаю, до боли сжав кулаки, — что сможешь создать для меня любой мир. Такой, какой я захочу. И создала, да?
— Да. — С улыбкой. Такой же мягкой, как была у архимага, когда он гладил меня одной рукой по лбу, а второй вспарывал мне живот.
— Отпусти. Отпусти меня к ним.
— Чтобы снова пройти через все это?
— Я…
— Все повторится, Кэт. Тебе оно надо? Не лучше ли остаться здесь и посмотреть, что будет дальше? Я верну тебе Пыха. Этот мышонок чем-то тебе полюбился, но он совсем отбился от рук. И василиск будет твой и только твой. Кэрт — будет твоим вечным слугой. Я верну оковы. И он защитит тебя и от короля и от архимага. Ему несложно. Ты ведь даже не представляешь, какую силу выпустила, сняв с него оковы. Хотя думать… для тебя не характерно в принципе.
— Я хочу к ним.
— Именно это я тебе и предлагаю.
— Я хочу уйти из башни, — начиная паниковать и злиться одновременно.
— Так иди. Я не держу. Если ты не заметила.
— И как я узнаю, что ты…
— Что я не держу тебя в новом кошмаре? Никак. Тебе придется просто в это поверить. Конечно, я могу просто стереть твои воспоминания, и ты никогда не поймешь, что это нереально. Но… так надоело…
Призрак осекся и напряженно замолк, глядя в одну точку и обхватив руками колени.
В горле пересохло. От пришедшей в голову мысли стало совсем тошно.
— Только не говори мне…
Она улыбнулась.
— Давай угадаю, о чем ты подумала: я здесь уже сотни тысяч лет. Мои друзья давно умерли, миры изменились, вселенная сделала полный круг. А эта маньячка все играет и играет со мною. Так?
— Я…
Она вздохнула и встала, повернувшись ко мне. Снова ее глаза затягивали, словно бездна, в которую так и тянет упасть. Всего один шаг… и ни страха, ни боли, ни сожалений. Потому как если выбор сделан — изменить ничего нельзя. Начинаешь жить заново. Пусть и недолго.
— Ладно. Для разнообразия. Я объясню тебе все. Хотя после все равно придется стереть тебе память.
Молчу.
— Ты ведь веришь в высшие силы. Разве нет? — проводя пальцами по невидимой татуировке у меня на затылке. Ее делают всем детям при рождении. Ее невозможно убрать. Она всегда с нами, как и сила и покровительство Пресветлой Матери. — А теперь представь, что этой силой являюсь я. И мне ужасно одиноко, скучно и нечем себя занять. Поэтому я придумываю миры, существ, наделяю их способностями, разумом, любовью ко мне, а потом отпускаю и дарю то, без чего вся игра теряет смысл: свободу воли. Ну? Представила? — улыбаясь так грустно, что на миг внутри стало больно и тяжело.
Пытаюсь отстраниться, но меня удерживают. Взглядом. Только взглядом, но этот взгляд держит крепче самых прочных цепей.
Она снова проводит рукой по моей голове, задевая участок кожи с татуировкой. Молча смотрю ей в глаза и слушаю. Мыслей нет, чувства какие-то разрозненные и нереальные. Мне снова хочется спать.
— Много миров было. Много людей, троллей, орков. Кто-то был сильным, кто-то глупым. Одни предавали, другие спасали. Потом появилась ты и заинтересовала меня. Тебя нельзя назвать сильной, смелой, гордой или гениальной. Но что-то в тебе есть, Кэт.
— А где я сейчас нахожусь? В башне или в той комнате? — растерянно.
— Ты лежишь сейчас на полу в тронном зале и видишь сон. Здесь — только твоя душа, которую я не смогу удерживать вечно. Так что не паникуй, Кэт. И выслушай то, что я хотела тебе сказать еще там, в зале, пока не поняла, насколько ты свихнулась.
— Пых.
Она вздохнула и отвернулась, подходя к подоконнику.
— Я оживлю его. Этот мир еще не совсем меня отринул. Кое-что я могу. Воскрешу и остальных. Не спорь. Столько смертей на твоей совести рано или поздно сломают тебя. Но… наказание они понесут тяжелое.
Молчу. Мне почему-то легче. Даже тянет улыбнуться… от одной мысли, что Пых…
— Он будет помнить?
— Мышь? Нет. Ни к чему это. Пусть думает, что героически пожертвовал жизнью, валяясь в обмороке. Ему достаточно. Да и твои воспоминания поблекнут. Незачем тебе помнить все это настолько ярко.
— Почему?
Она молчала, а я не стала переспрашивать. Смотрю на кровать, подхожу к ней, ложусь. Как же хочется спать. Странно, особенно если учесть, что я уже сплю.
— Не сопротивляйся. Спи. Тебе нужно отдохнуть, а мне — исправить кое-что, как и обещала.
Закрываю глаза, чувствуя, как меня накрывают одеялом. Сердце мерно стучит в груди, отсчитывая удары, секунды, минуты. Она — не пошевелилась ни разу. Я бы услышала, точно. Так и стояла у окна, и смотрела на моих спутников, и меняла реальность, складывая совсем другой сюжет моей жизни. Думаю… то, что я так спокойно все воспринимаю, — в этом тоже есть ее заслуга.
Сон накатывает волнами, погружая меня все глубже и глубже. И вот уже все, что произошло, кажется просто дурным сном, который развеется, как и прочие кошмары до него, стоит мне проснуться. Не надо будет больше куда-то бежать и что-то делать, а можно будет просто взять Пыха на руки, посадить его на подушку, сунуть ему кружку с чаем и конфеты… и сидеть у камина, есть сладости и рассказывать выдуманные на ночь истории. Где герои, которых выдумываю я, побеждают драконов, спасают принцесс, влипают в неприятности, теряют и обретают друзей. Они, возможно, будут злиться на меня, называть «Великой» и носить на затылках татуировки, символизирующие веру… но все это неважно. По крайней мере, до тех пор, пока Пых будет жевать конфеты, поблескивая глазками и сидя на подушке с кружкой горячего чая и настороженно приподнятыми ушками. Он всегда старался ничего не упустить и представлял все, что я рассказываю, в мельчайших деталях. И я тоже… мало-помалу начинала верить в придуманных героев и в то, что добро побеждает зло.
Когда я открыла глаза, Пых сидел на подушке. На тумбочке горела свеча, а рядом стоял поднос с едой. Мышь ерзал, стараясь поудобнее устроиться на своем месте. Ветер тихо стучался в окно покосившейся ставней, а мне… хотелось плакать, глядя на мыша.
— Привет, — нахмурился Пых, недовольно за мной наблюдая. — Ты чего? Что-то приснилось?
— Так, ерунда. — Отрицательно качаю головой, вытирая слезы и улыбаясь.