-- С добрым утром, -- улыбнулся недавно взошедшему солнцу человек.
-- Утро добрым не бывает, -- в свою очередь отозвался я, поморщившись от резкой головной боли.
-- Оно наступило и мы его видим, значит уже доброе, -- хмыкнул человек и осторожно приложил ладонь к ране. -- Чем ты меня, а?.. Болит просто зверски.
Отвлёкшись от своего занятия, я провёл кончиками пальцев вокруг раны. Прикрыл глаза... минуты эдак через пол к моим пальцам потянулись тоненькие ниточки ледяного огня. Вытянув всё до капли, я прижал руку и животу и зашипел сквозь крепко стиснутые зубы. Ух и больно! Нервы прямо выкручивает, суставы по ощущениям выламывают. Пересилив боль, зажёг в ладони небольшой огонёк и бросил его на землю. Вокруг полыхнувшего синего пламени всё покрылось инеем.
-- Ого, -- оценил человек. -- Что же это всё-таки было, а?
-- Огонь, -- пожал плечами я, вернувшись к своей футболке.
-- Огонь не замораживает, -- резонно возразил лесник.
Ну-ну. А то ты только что не видел. Ох и тоскливо же мне опять стало... Феникс, мой друг, мой бог, ты ещё жив, я ведь знаю. Осталось тебя найти. Но как же я виноват перед тобой, мой мёртвый бог.
-- Если это не огонь бога, -- вздохнув, пояснил я. Натянул футболку, застегнул. Вроде нормально.
Человек, немного помолчав, протянул:
-- А вы полны сюрпризов, ваше величество...
-- Пока ещё -- высочество, -- поправил я, стараясь мыслить в реальном времени. И кое-как признать всё же свой настоящий, на данный момент, пусть только физически, возраст. -- Величество я в перспективе.
Роса появилась со стороны озера, прервав разговор. Прошла к нам, поприветствовала меня кивком, оглядела Яра.
-- Как рана? -- поинтересовалась она у лесника.
-- Нормально, -- отмахнулся тот и к моему изумлению принялся снимать бинты.
-- Не рановато? -- засомневалась в его действиях Роса.
-- В самый раз! -- улыбнулся лесник.
Не вмешиваясь, я наблюдал. Моим глазам, освободившись от бинтов, предстал полностью заживший шов. Оставалось только вытащить нити.
-- А ты полон сюрпризов, человек... -- протянул я, копируя интонацию, с которой совсем недавно это произнёс лесник.
-- Повышенная скорость регенерации, -- пожала плечами Роса. -- Для Ярташана -- нормально.
-- Опять ты умными словами заговорила, -- буркнул под нос лесник.
-- Неуч, -- сухо припечатала женщина. -- Давно бы самообразованием занялся, вместо того, чтобы по лесам целыми днями бегать.
-- Зато я о лесе знаю столько, сколько ни один магистр учёный не знает...
Ясно было, что спор давний и нескончаемый. Снова покопавшись в сумке, я выудил оттуда ножницы, примерившись, в несколько движений срезал узелки и предоставил Яру самому выдёргивать нитки, чем он, кривясь, и занялся.
-- Ну а ты, тёмный, из какого мира сюда пришёл? -- махнув рукой на мужчину, поглядела на меня Роса.
Ответив ей пристальным взглядом, я медленно произнёс:
-- Я не задаю вопросов тебе, лесная дева. Вы -- лесники. Мы -- путешественники. А регенерацию, венцы, троны и тайны оставим за порогом.
Она сумела выдержать мой взгляд, что, с некоторых пор, под силу не каждому. Усмехнулась, кивнула. Снова раскрыв спортивную сумку, нашёл внутренний карман, убрал туда ножницы. Под руку ткнулся корешок книги. Повинуясь собственным пальцам, я потянул находку наружу. Старый, потрёпанный фантастический боевик из тех, что я и сейчас почитать люблю, когда время есть. "Край забытых богов" -- написано на обложке. Не помню такой...
Полистав страницы, пробежал глазами текст, но всё равно не вспомнил.
-- Хорошая книга, -- заглянула мне под руку женщина. -- Типографская?
-- У нас типография давно развита на мировом уровне, -- рассеянно ответил я, продолжая перелистывать страницы.
-- А поглядеть её можно? -- любопытно поинтересовалась она.
-- Возьми лучше вот эту, -- я сунул руку в сумку и нашёл академический учебник по биологии для первого курса. Отдал ей и попросил: -- Роса, сделай милость... я с голоду скоро кого-нибудь съем или умру.
Кивнув, она ушла в дом, прихватив с собой лесника.
На первой странице книги витиеватым, изящным почерком с помощью шариковой ручки написано:
Опять мы другу друга в бою не узнали...
В веках снова души свои потеряли,
Отдав за проклятие сердце.
Так будь же я проклят!
Ведь пред тобой виноват...
Я -- лёд. Без огня не согреться...
Хм... никогда не страдал красивым почерком. Чей же это? Явно не Вана, он как чего напишет, так поди-ка разбери эти каракули... Неужели... Феникса?! Точно! Это же та самая книга, которую он тогда на берегу читал! В последний день своей свободы...
Рука дрогнула и книга едва не полетела на землю, а из-под корешка выпало штук пять фотографий. Собрав их не глядя, я прочёл на первой пару слов теми же тонко и заковыристо выписанными буквами: "Дети Неба". На ней оказались мы с Ваном. На втором фото написано "Вспомнить и не забывать никогда больше". Это оказалось изображение какой-то незнакомки. Навскидку ей можно было дать лет семнадцать... если бы не исказившая лицо кривая усмешка, обещание мучительной смерти в стальных глазах и полностью седые, короткие волосы в причёске а ля "только что с постели". У меня возникло стойкое ощущение, что я сейчас вижу то, чего мне видеть никак не полагается. Вложив её обратно в книгу, взглянул на третье... и почувствовал, как сердце пропустило удар.
Не может быть.
Оставшиеся фото заставили мой мозг начать медленно, но верно плавиться и закипать в попытках понять, какого демона здесь происходит и куда в очередной раз поехала моя крыша?! Прошурша-ал шифер. На обратной стороне одной из фотографий написано всё тем же каллиграфическим почерком: "Я видел будущее. Там страшно. Должен предотвратить". А на другой ещё "...Должен сохранить".
Таэш. Лир и Лия. И взрослый, облачённый в венец и церемониальное одеяние Ван.
В какие же игры ты играешь, мой бог?! И какую роль ты назначил мне? Не привык я быть фигуркой на доске. Всегда считал себя игроком. Вот так и избавляются от иллюзий...
Я уже не понимаю, что вокруг меня реальность, а что -- только иллюзия реальности, и что из всего этого дикого вороха моей жизни -- ложь.
Но... взгляд упал на зажатое в руке фото. Обычное, глянцевое, размером девять на тринадцать. С него мне улыбались два маленьких шкодливых ангелочка. И на руке у меня есть пять тонких, почти незаметных шрамов, оставленных ноготками моей маленькой девочки, когда её ладошка сжалась в последней судороге, пропоров мою кожу.
Они не могут быть ложью. Только не они. И в следующий раз, когда разуверюсь, я буду вспоминать о любимых детях, что стали на долгое время моим смыслом жизни и причиной вообще выжить.
