— Мы уже целый графин выпили. Спасибо, Николас, но меня уже клонит в сон. К тому же у тебя болит голова.
— О, просто попробуй глоточек. Уважь мои старания — я привез бутылку с Саре и даже не разбил. Что касается головной боли, то эта вещь только поможет ее заглушить. Доверься мне.
Руки Николаса дрожали, когда он поставил оловянные бокалы на стол, что сразу заметил Дарэк.
— Ты весь дрожишь, брат. Плохо ел весь вечер, ты, очевидно, заболел…
— Да, видимо, подхватил простуду, — признал принц, хотя слова звучали неестественно, как заученный стих. — Я лягу спать сразу же, как только ты отведаешь вина и скажешь мне, сколько дюжин бутылок я должен прислать тебе по возвращении на Саре.
— Приличная вещь, — поднял кубок Дарэк и поднес его к носу. — Запах превосходный. Его изготовляют на виноградниках твоей усадьбы?
— Нет, это подарок от… — Николас замолк, словно во избежание закрытой темы, — от друга.
Принц улыбнулся, однако лицо оставалось напряженным, словно у раненого солдата, который отчаянно пытается скрыть серьезность своего увечья. Он чокнулся краем бокала, и раздался звон олова.
— За здоровье и долгую жизнь короля.
Дарэк еще раз вдохнул аромат вина, поднес сосуд к губам и заметил, что состояние брата резко ухудшилось за последние несколько секунд: он весь взмок и находился на грани обморока. Когда король собрался выпить глоток вина, чтобы Николас пошел спать, как обещал, брат вдруг ахнул и наклонился над столом, смахнув пустые тарелки на пол.
— Нет! Нет, не пей! — выбил он бокал из рук Дарэка, облив вином шелковый камзол короля и дорогой ковер из Круачи. — Боже, прости меня… О мой Бог…
— Николас! Что за дьявол с тобой происходит?
Еще не договорив вопроса, король понял, что с его братом творится нечто ужасное: он упал на колени, дергаясь в судорогах, и сжимал голову руками, неистово крутя ее, словно пытался оторвать. Затем набрал в легкие воздуха и издал крик неземной боли, и в палату ввалились полдюжины стражников в ливреях и поток встревоженных придворных.
— Ваше величество? Вы в порядке?
К королю подбежал Бернс, лейтенант капитана Пара, с мечом наготове.
— Я — да, — ответил Дарэк, уставившись на брата и не веря своим глазам.
Он бредит. Это не просто болезнь… это сумасшествие! Николас лежал на спине с широко раскрытыми глазами, изрекая невнятные потоки вздора, и корчился от боли. Но ведь принц не колдун… а что же еще, как не магия, могло вызвать столь неожиданный приступ безумия?
— Ему было не по себе весь вечер, но я думал, что у него просто температура, — объяснил Дарэк не столько окружающим, сколько самому себе. — Мы собирались отведать хереса, который он привез с острова, но тут Николас выбил кубок у меня из рук, все содержимое опрокинулось…
Король посмотрел на испачканный камзол, и все вино, что он выпил за ужином, вдруг дало ему в голову. Ноги затряслись, стало не хватать свежего воздуха. Пролившаяся жидкость проела маленькие дырки на шелке, тонкие струйки дыма поднимались с выжженной ткани. Он нагнулся проверить ковер и заметил, что там происходит то же самое.
— Кахнил, — догадался Дарэк, бросив взгляд, полный ужаса, на брата. — Боже мой, вино… оно было отравлено.
По палате прошла молния ахов и вскриков.
— Сарский заговор, мой господин? — спросил некто, пробившись на передний план.
— Не уверен, — пробормотал король, до сих пор вне себя от открытия. — Но я видел, как он снимает сургуч и вытаскивает пробку: яд не мог оказаться там заранее. Очевидно, Николас добавил его сам… но почему? И откуда он мог достать кахнил?
— Он сегодня заходил в собор, — прозвучал баритон Люкина, заглушив все остальные предположения, словно глас в день Страшного Суда. Он пробрался сквозь толпу солдат и придворных и опустился на колени рядом с принцем. — Я встретил его в ризнице, где хранится яд.
У Дарэка голова шла кругом. Зачем сарцам убивать его? И почему это делает Николас? Они не ладили с ним долгие годы, но брат не способен на такой поступок! Или король заблуждался? Кто еще стал бы инициировать заговор?
У его величества замерло сердце. Кто еще…
— О Боже, — прошептал он и ожесточенно взглянул налицо Николаса. — Ясно, кто спровоцировал тебя на братоубийство.
Такую насмешку можно ожидать только от Атайи. Кроме нее, никто бы не додумался подсыпать ему кахнил и предать смерти, которой умирают только лорнгельды. Отпустить ему грехи, лишить жизни, короны. Занять трон… Господи, именно к этому она так давно стремилась!
Епископ Люкин склонился ближе.
— Полагаю, ваши подозрения обоснованны, сир. Он не мог действовать один и не совершил бы столь гнусного деяния, если б его не заставил кто-то… кто ему очень дорог.
В приступе гнева Дарэк бросился на брата и затряс его за ворот.
— Она околдовала тебя, так? Это Атайя приказала тебе отравить меня?
Николас был в сознании, однако в глазах отражались лишь боль и смятение. Он вырвал пучок волос, словно вместе с ним уйдут мучения.
— …хотела, чтоб я… — задыхался он. — Мне надо… но я не могу! — Принц повернул голову в сторону и продолжил несвязно бормотать сам с собой. — Я приехал ради нее. Только чтобы помочь Атайе…
— Я так и знал! — воскликнул Дарэк, виня себя, что не догадался раньше, нежели чем разозлившись на предательство. — Боже, какой я дурак. Они ведь всегда были заодно.
— …помогите мне. О Господи, Атайя, сними эту боль.
— Что она сказала тебе, Николас? — не унимался король. — Когда ты встречался с ней? Где?
Принц вздрагивал от каждого вопроса, словно ему наносили удары. Тупо посмотрел на брата, затем отвернулся, сопротивляясь, уже не зная, зачем и что от него хотят услышать.
— Расскажи нам, сын мой, — подстегнул его епископ, положив руку принцу на плечо. — Возможно, когда ты признаешься во всем, Бог избавит тебя от боли.
В отчаянном взгляде Николаса мелькнула надежда, измученное сознание зацепилось за слова епископа, словно они обещали ему жизнь после смерти.
— Я разговаривал с ней… в лесу, — с трудом выдавил он. — А один раз… в Халсее.
— Что? — Дарэк поднялся на ноги и попятился назад, обескураженный двуличностью королевы больше, чем Атайей и Николасом вместе взятыми. — Атайя приезжала в Халсей, а Сесил ничего мне не сказала?
Епископ поднял суровые глаза.
— Прискорбная новость, ваше величество. Она королева, но перед законом все равны. Я понимаю, как неприятно вам это слышать, но если она укрывала в своем замке принцессу, то во имя ее же души нам придется выяснить степень ее вовлеченности в дела лорнгельдов. Сесил связывает с вашей сестрой долгая дружба, и не исключено, что ее тоже околдовали.
