– Сдурел, что ли? Ко мне поедешь. Князь Наш…
– Если ты собираешься пригласить его на ужин, то не стоит, - перебил Митька. - Тур, я не перейду в твой род. Может быть, я приеду к тебе, я ведь понимаю, что ты хотел мне добра. Но дай время не простить, так хоть примириться. Я бы хотел собраться, прости, ты мне мешаешь.
Тур поднялся с жалобно скрипнувшего кресла, вежливо попрощался. Митька чуть усмехнулся, видя непонимание на лице друга.
– Я потом расскажу. Это так… смешно. Да не сошел я с ума! Вот честное слово. Правда, смешно. - Митька даже постарался хихикнуть в подтверждение, но вышел тягучий всхлип.
Вечер. Сумрак подползает к окнам. Какой длинный был день. Что же он никак не закончится?
– Эмитрий утверждает, что ты не знал. Я ему верю. Да и капитан Радан подтверждает.
Темка думал, его тоже будут судить, и потому удивился, когда позавчера утром выпустили из тюрьмы. Как плакала мама… У отца, кажется, прибавилось седины.
– Но если бы ты знал, княжич Торн, что бы сделал?
У короля на столе стоит миниатюра: портрет принцессы. Темка отвел глаза. Эдвин не торопит с ответом, лишь напоминает:
– Анхелина просила за тебя. Но это дело принцессы - быть милостивой.
Миниатюра оправлена коронными металлами - золотом, серебром, бронзой. Три цвета. Как в Песках. Темка вспомнил густой горячий воздух и режущую сушь в горле.
Как он тогда сказал Александеру? Ну почему: решаешь вроде бы правильно, а все равно получается, что предаешь…
Принцесса улыбается с портрета. Какая сейчас-то Митьке разница? Уже никакой. И разве Темка не стал бы отговаривать его от этой безумной затеи? Побратим, узнав, что княжича Торна вызывают во дворец, сам велел отвечать так, как нужно королю.
– Я бы попытался остановить княжича Дина.
– Не думаю, что у тебя получилось бы.
Эдвину нужен точный ответ. Что такое королевская немилость, Темка знает, насмотрелся уже. Его не служба в дальнем гарнизоне пугает, хорошим солдатом не при дворе становятся. Анна! Разлука с ней - вот что страшит. Ну же!
– Я бы доложил вашему величеству. - Слова звучат сухо, точно песок осыпается. Тот самый, золотой, серебряный и бронзовый.
Эдвин отпускает кивком головы:
– Зайди в покои королевы. Анхелина так просила за тебя, вот сам ей и расскажешь.
– Спасибо, ваше величество.
Княжич Торн развернулся и пошел по пурпурной дорожке к двери. Легла в ладонь золоченая ручка. Закрыть за собой створку и забыть, никому никогда не рассказывать. Побратиму-то уже все равно. Или нет, крикнуть в лицо Дину: «А что ты хотел?! Я же присягал королю!» Митька поймет. Он даже поймет, чего именно испугался Темка. Надо же, у Германа под пытками молчал, а тут… Ведь не жизнью рискует, а всего лишь благополучием, призрачной надеждой быть рядом с Анной.
Темка в несколько шагов оказался у королевского стола.
– Простите, ваше величество. Я солгал вам.
– Артемий, ты понимаешь, что говоришь? - в голосе короля послышались раскаты гнева.
– Да, ваше величество. На самом деле я не знаю, сказал бы или нет вам о планах Эмитрия. Видит Создатель, я бы попытался его остановить. Но доносить на побратима - бесчестно.
– Ты присягал, Артемий Торн.
– Да, ваше величество. - Упрямые мальчишки!
Княжич не видел еще, чтобы король так гневался.
– Что вы творите? Эмитрий должен был отречься от имени, а что сделал? А ты? Ты хранил у себя родовое оружие мятежника! Вон, нож и сейчас при тебе, после суда. Думаете, вам все так и будет сходить с рук? Обнаглели вконец! Мальчишки! Сопляки!
Слова короля хлестали, точно пощечины.
– Ты понимаешь, что я могу тебя следом за побратимом отправить в изгнание? Ты, королевский порученец золотого рода, посмел думать о том, чтобы скрыть заговор. Да за меньшее ленту срывают! Ты понимаешь?
– Да, ваше величество.
У Темки подгибаются ноги. Броситься на колени перед королем, просить о милости. Если сорвут ленту - отец не вынесет такого позора. Удержался, только заклокотало под ребрами, как во время пушечного обстрела.
– Я понимаю, ваше величество. Но что мне делать, если Митька - мой побратим?
Король уперся ладонями в стол. Темка ждет крика «Вон!» или «Охрана!» Арестуют? Под суд?
Эдвин садится, кладет перед собой сжатые в кулаки руки.
– Артемий Торн, ты не должен показываться во дворце до моего особого распоряжения. Иди.
– У меня просьба, мой король.
Эдвин в гневе. Темке кажется, что этот гнев король из последних сил удерживает в сжатых кулаках.
– Разрешите мне проводить Эмитрия Дина.
– Разрешаю. И убирайся!
Четко развернуться, держать спину ровно. До двери не так уж много шагов.
Шторы в королевском кабинете задернуты. Горит одна лампа, скупо освещая стол и лицо Эдвина.
– Спасибо, что поверили княжичу Торну, - сказал Митька. - Он действительно не знал, ваше величество.
Подумал: «Эх, Темка-Темка, зачем ты так - королю?» Ничего уже не изменить. Вот уж мается сейчас побратим, а Митька даже не успел ему ответить. Только Темка закончил рассказывать, как к дому Торнов снова явилась королевская стража: на этот раз за князем Дином. Митька вспомнил напряженное лицо побратима, испуганные глаза Лисены, застывшей на ступенях крыльца.
– Вина Артемия не была доказана. Правда, невиновность - тоже. Ничего, послужит подальше, на границе. Там видно будет. Но каков наглец, а? Распустились!
Митька молчал, пережидая королевский гнев.
– Я, кстати, догадываюсь, какая между вами вышла ссора. Ты думаешь, во дворце можно сохранить такую тайну? Мне давно донесли, куда исчезает по вечерам принцесса.
– Но почему тогда…
– Я позволил им встречаться?
– Нет. Почему вы не переменили свое мнение о помолвке Анны? Я понимаю, что уже поздно об этом, но почему?
Эдвин вздохнул еле приметно.
– Представь, что у меня так и не родился наследник. И что же? Кому я передам Иллар? Не Артемию же Торну, пусть он будет хоть трижды золотого рода! Не выйдет из него хорошего короля. Он слишком… прост. А Анхелина, - Эдвин улыбнулся, - уже выросла. Ей пришла пора любить. Пусть лучше это будет Торн, чем какой интриган, рассчитывающий подобраться поближе к королевской кормушке.
Митька быстро отвел глаза, вспомнив, как когда-то говорил Темке то же самое, желая ударить побольнее, оттолкнуть.
– Артемий, я же знаю, не позволит ничего лишнего, скорее он даже удержит Анну от неразумных поступков. Я сейчас подумал: это хорошо, что есть повод отправить его из Турлина. Безопаснее для Анны, пусть тешится этой любовью издалека. И сердце занято, и проблем нет.
