Я раньше думала, что немая сцена бывает только в гоголевском "Ревизоре". Я ошибалась. Вот сейчас была как раз она, немая сцена. Мы в полном изумлении, молча, разглядывали новых гостей и не могли сказать ни слова.
Относительно пришел в себя первым Иван Аркадьевич. Все ещё выглядевший бледным и испуганным, но, тем не менее, он нашел в себе силы почти грозно рявкнуть.
-Евдокия, что ты здесь делаешь? Я же велел вам оставаться дома! И деньги я бы вот-вот вам перевел! Ты почему меня ослушалась?
Аполлинария Семёновна растерянно спросила:
-Сынок, кто эта женщина, что она здесь делает? И вообще, что все это значит?
Она обвела помещение рукой. Все стояли по-прежнему, молча таращась на происходящее. Но по виду Ивана Аркадьевича было понятно, что он желает, чтобы мы провалились отсюда ко всем чертям. Ну, уж нет! Я демонстративно прошла к дивану и плотно уселась на нем, давая всем понять, что отсюда меня только выкорчевывать. Мне было страшно любопытно, а страшно уже не было. Евдокия, бывшая Проня Прокоповна, подбоченилась и визгливым, скандальным голосом начала:
-Так ты, Ванюша, до сих пор ничего маменьке не рассказал? Она до сих пор слаба здоровьем? Но ничего, мамаша, не переживайте, вам теперь полегче будет, здоровье улучшится! Я основную работу возьму на себя! Ваня, вели нести сундуки в покои! Устали мы, нам бы переодеться, да и Николеньку кормить пора! Кормилицу найдите, срочно! Не буду же я, как простая девка, сама кормить ребенка!
Вот уж новости так новости!
Глава 48
Дева явно хотела сорваться в свару, но сдерживалась изо всех сил. Маменька Ванюши же слабым голосом произнесла:
-Иван, что это все значит? Кто эта женщина? И почему она тут распоряжается? И какая я ей мамаша? Что она себя позволяет?
Только Иван Аркадьевич открыл рот, пытаясь что-то ответить, как вновь вмешалась Евдокия.
-Ну, если Ваня не сказал, так я сама скажу, мне стесняться нечего, я ничего плохого не делала. Я жена вашего Вани, венчаная, законная, между прочим! А это наш сынок, наследник, стало быть, Николенька! Иван Аркадьевич служил у нас в Петербурге, там мы и познакомились. И повенчались потом. Потом он уехал в поместье, а я пока жила дома. Ваня приезжал несколько раз, деньги отправлял, так долг у него перед папашей моим! А теперь вот Николенька родился, и папаша мой сказал, что барчук должен расти с отцом, и отправил нас сюда! Так что теперь я буду жить здесь, это ныне наш дом!
Ох! У меня и слов не было! Что уж говорить про остальных, особенно Пешковых. Иван Аркадьевич стоял и просто хлопал глазами, не зная, что тут можно сказать. Маменька, Аполлинария Семёновна только бессильно открывала и закрывала рот. И только Анечка бочком-бочком подвигалась ближе к нам.
В конце концов, дворецкий, которому, вероятно, надоел истошный визг младенца, махнул рукой кучеру и подбежавшим лакеям на сундуки и что-то сказал, неслышное в общем гвалте. Сундуки понесли куда-то наверх, за ними подалась и девчонка с орущим ребенком на руках. И сразу тихо стало. Тут и Аполлинария Семёновна решила, что и ей пора сказать свое слово. Она слабо простонала:
-Жанно, кто эта женщина, ещё раз спрашиваю? Отправь ее, пожалуйста, туда, откуда она здесь появилась! Умоляю, это не может быть правдой! Она все лжет! Это же видно, она даже не нашего круга! Жанно, что ты молчишь??!!
А что мог ответить Иван? Ничего! Судя по всему, Евдокия сказала правду, и он успел знатно вляпаться в Петербурге. На графскую дочку она точно не тянула, на институтку тоже. Явно, происходила она из купцов, причем далеко не самых крупных и известных. Теперь понятно, зачем ему все время требовались деньги, на содержание жены с ребенком, да и долг тестю надо было отдавать. Тот не был столь благороден, чтобы простить непутевому зятю свои кровные денежки.
Видя суровое молчание своего дорогого "Жанно" и боевой настрой прибывшей невестки, Аполлинария Семёновна не нашла ничего лучшего, как лишиться чувств, если и не жизни. Картинно приложив руку ко лбу и коротко простонала, она начала оседать на пол. Медленно, с достоинством и в стратегической досягаемости мягкого дивана. Иван Аркадьевич бросился ловить падающую матушку, Анна помчалась за водой и нюхательными солями. Одна только Евдокия стояла, уперев одну руку в бок и настороженно оглядываясь. Наконец, ее осмотр дошел и до нас и она недобро прищурилась.
-А позвольте вас спросить, кто вы такие и что тут делаете в такую рань? Вон, барин ещё и не одет даже, а вы уже тут, да и в таком виде? Или вы тут, в провинции, вообще не знаете воспитания? Нам, столичным, не понять вас, провинциалов!
Сдерживая смех, я попыталась развеять сомнения ревнивой молодой супруги.
-Ну что вы, Евдокия! Мы просто ехали и заглянули по одному неотложному делу. Впрочем, оно уже решилось. Разрешите вам представить - мы соседи вашего супруга! Это Андрей Петрович Заварзин, местный помещик, а это его сестра, Надежда Петровна Заварзина. Я тоже всего лишь ваша соседка, Катерина Сергеевна Салтыкова. Девушка в амазонке, которая убежала, сестрица младшая Ивана Аркадьевича, Анна Аркадьевна. Маменьку вашу вы уже видели, ее зовут Аполлинария Семёновна. Но мы уже уезжаем, не будем решать счастливому воссоединению семьи.
Молчавший до сих пор Андрей тоже спохватился, подошёл к Ивану, стоявшему возле дивана, где возлежала маменька.
-Иван Аркадьевич, снимаю все свои требования насчёт дуэли. Это было бы слишком лёгким наказанием для вас. Но судьба справедлива, и вы теперь будете наказаны всю свою жизнь. И пусть она будет долгой. Жизнь, в смысле. Позвольте откланяться!
Вернувшейся Анечки я любезно сказала:
-Анна Аркадьевна, всегда рада буду видеть вас у себя в Темкино. Прошу вас, заезжайте по-простому, без церемоний!
Высунувшаяся из-спины брата Надя тоже активно поддержала меня.
-И нас, Анна Аркадьевна, не забывайте! Мы тоже всегда рады видеть вас у себя в Федоткино!
С этим мы и отбыли. Только мы успели усесться в коляску, а кобылу Нади привязали сзади, к нам верхом подъехал Андрей и мы, не сговариваясь, начали хохотать. От души, до слез. Милый друг Ванечка теперь и в самом деле наказан, до конца жизни. Теперь уже супругу никуда не спрячешь, и кавалерствовать по балам и гостиным местных дворян не получится. Без супруги не приглашают, а везти с собой эту жертву столичного купеческого воспитания он не решится. Вот и будет сидеть дома, слушая нудные проповеди жены. Зато это убережёт чью-нибудь молодую романтичную головку от первой влюбленности. Интересно, как он был намерен жениться на мне, когда уже был женат? Падишахом себя вообразил, что ли?
Собирали мы обоз в Москву недели две. Постоянно то одно, то другое выползало. Всевозможные проблемы возникали, как грибы после дождя. Мы торопились успеть в Москву до праздника Покрова. И не потому, что были религиозны, а потому, что потом мог установиться снежный покров, и можно было легко подморозить овощи. Поэтому подводы с картофелем и другими корнеплодами утеплялись. А поскольку ещё все равно не было морозов, то тушки кур, предназначенных к продаже, нещадно коптились, так же как и окорока и бекон. Доставались жбанчики с экспериментальным консервированием, я расколупала воск на крышке одного - все хранилось отлично. Готовили и сладости в кондитерском цехе. Конечно, сахарные петушки в первопрестольной вовсе не диковинка, но мы будем брать разным цветом и леденцами с вишенкой внутри. Это не считая ириса и зефиров.
