Несколько минут прошло в молчании. Наконец Александр вновь заговорил:
— Ночью я приду еще раз. Сниму твои кандалы, ты выйдешь со мной из камеры и пойдешь рядом. Очень тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания — я отведу им глаза, но так, чтобы потом никто не понял, что это сделал именно я. У выхода будет ждать лошадь — скачи из столицы что есть сил. В седельной сумке найдешь документы на другое имя, разрешение на выезд из города и деньги. Сострижешь волосы, переоденешься — тебя не узнают. Уезжай из империи — в Парнас, Номикан или на Север — мне все равно. За пределами империи тебя не найдут. Ты умный человек и прекрасный воин, так что не пропадешь. Сейчас я уйду, а ты спи. Тебе понадобятся силы. — Здравович встал.
И изумленно поднял брови, когда Вега, тихо рассмеявшись, покачал головой.
— Я бесконечно благодарен вам за то, что вы готовы рисковать, спасая мою жизнь, — вмиг став очень серьезным, сказал даргел. — Но за те годы, что прошли с момента моего ухода из родного мира и до того дня, как я ступил на землю империи, я устал постоянно бежать, скрываться и искать свое место под солнцем. Хватит. Если мне суждено умереть на эшафоте — то пусть это случится. И пусть это случится хотя бы в стране, которую я искренне полюбил.
— Тогда завтра тебя казнят.
— Я знаю. Но мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.
— А как же твои друзья? Ты слишком многим дорог, чтобы иметь право вот так вот просто умереть, — внимательно глядя на де Вайла, проговорил Александр.
— Неожиданно слышать подобные слова от вас. — Вега подозрительно посмотрел на собеседника. — Друзья… Я уверен, что если они узнали бы, что у меня был выбор между бегством и достойным принятием своей участи и я отказался от побега — они бы меня поняли.
— Сегодня Киммерион просил меня о том, чтобы я организовал тебе побег, — возразил Здравович.
— Он пришел к вам? — Изумление в голосе выдало даргела с головой.
— Ты знаешь его настоящую историю… — Ни тени вопросительной интонации.
— Да. Но какое это теперь имеет значение?
— Ты прав, никакого. Что ж, это твой выбор, и ты имеешь на него право. Но я еще раз предлагаю — мне не так уж сложно организовать все это. Покинь империю и живи в свое удовольствие, только не ссорься более с правителями стран!
— Мой ответ — нет, — отчетливо проговорил Вега, глядя в глаза Александру.
— Как хочешь, — тот пожал плечами, и пошел к выходу. — Прощай, Вега де Вайл.
Дверь закрылась.
Последний звук сорвался со струн и, взлетев под свод театра, растворился в тишине. Киммерион устало опустил скрипку.
Через минуту раздались первые аплодисменты. Кима на миг посетило дежавю — точно так же Лаарен III аплодировал ему на том самом концерте, на котором оборвалась жизнь серого эльфа Вэйлианесса и началась жизнь Вэйлианесса-вампира.
Поклонившись слушателям, Бельвегор покинул сцену. Зашел в гримерку, быстро переоделся и уехал, не дожидаясь даже Сьен Чжана.
— Я дома! — громко сказал он, закрывая за собой дверь — с тех пор, как Ниалэри познакомилась с Рагдаром, Ким предпочитал как можно громче объявлять о своем приходе.
Вопреки опасениям скрипача варвар появился сразу же — одетый и очень мрачный.
— Наемников я нашел, — не тратя времени на предисловие, начал он. — Их шестеро — три человека, два эльфа и орк. Работают в команде уже четыре года. Их капитан некогда состоял в Гильдии наемников и даже дослужился до серебряного медальона, но потом был по-тихому из Гильдии выгнан — за что, мне узнать не удалось. Но, судя по тому, что обратиться к нему мне порекомендовал один из членов Гильдии — не за бесчестное отношение к клиенту. Вся команда просит пятнадцать тысяч, из них десять — задатком в утро перед операцией и пять — по выполнении задания.
— Ты согласился? — уточнил Ким, вешая плащ на крючок.
— Да. Никого другого мне найти не удалось.
— Вот и хорошо. Потому что Здравович мне отказал.
В этот момент раздался стук в дверь.
Эльф поморщился.
— Рагдар, ты не мог бы открыть и узнать, кому и что от меня понадобилось? — попросил он, уходя в гостиную. Варвар молча направился к двери.
Спустя минуту он вернулся, таща ворох цветов, несколько коробок и пачку писем, перевязанную лентой.
— Это все из театра, — пояснил северянин, сваливая свою ношу на пол. — Ниа, помоги цветы расставить!
Взяв письма, Ким развязал ленточку и начал просматривать конверты, даже не вскрывая их. Ничего интересного…
В дверь опять постучали. Вздохнув, скрипач встал, и пошел открывать, на миг подумав о том, что ему все же придется нанимать слугу.
На пороге стоял Сьен Чжан.
— Знаете, маэстро, при всем моем к вам уважении… использовать меня как посыльного?.. — проговорил он, протягивая Киму письмо. — Вот. Приказали передать вам лично в руки, причем как можно скорее — хотя на мой взгляд, это вполне могло бы и подождать до утра.
С этими словами возмущенный до глубины души париасец спустился с крыльца к карете, ожидавшей его на улице. Эльф усмехнулся, проводил его взглядом и, терзаемый любопытством — кто же мог приказать Сьену «поработать посыльным»? — вернулся в гостиную. Там он перевернул конверт, бросил взгляд на печать и вздрогнул — на синем сургуче распростер крылья дракон, сжимающий в одной лапе меч, а в другой — магическую сферу. Над головой дракона отпечатался крест в круге — символ Пресветлого Магнуса.
Личная печать императора.
Чуть заметно дрожащими руками Киммерион вскрыл конверт и достал сложенный вдвое лист. На дорогой бумаге виднелось всего несколько строчек, написанных твердым почерком человека, привыкшего повелевать, и подпись — Лаарен III.
Собственно, ничего такого в письме не было. Благодарность за прекрасный концерт, пожелание и в дальнейшем иметь возможность слушать столь великолепного музыканта и выражение искреннего восхищения его талантом. Если бы письмо было подписано «Альвар VI», то ничего удивительного в нем и не было бы — прежний император прославился не только как достойный — хотя надо признать, не особо выдающийся — правитель, но и как страстный любитель и покровитель искусства. Но Лаарен вообще никогда не интересовался подобным времяпрепровождением и о музыке и театре знал ровно столько, сколько его обязывало знать положение и образование. И вдруг — такой интерес к Бельвегору…
Ким еще раз перечитал письмо и на этот раз обратил внимание на постскриптум:
«В качестве благодарности дарую право аудиенции в любое время, без предварительной записи и прошения».
Собственно, это была достаточно распространенная форма благодарности от императора, удобная и для самого императора, и для того, кого награждали этой привилегией. Правителю это давало возможность порой пообщаться с теми, с кем ему хотелось, а не только с теми, с кем обязывал государственный долг, а тем, кто получал сию благодарность — возможность действительно встретиться с императором, и сам факт наличия подобной привилегии — просить аудиенции в любое время суток. Разумеется, наглецов, решавшихся, пусть даже с подобной бумагой, ломиться во дворец ночью, не находилось, хотя чисто теоретически она давала такое право.
