Хорст мог лишь бессильно смотреть, как сражающуюся в окружении Илну роняют наземь и обезоруживают.
– Вот и все, – пробормотал бывший сапожник, наблюдая, как уродливые обитатели леса, подбадривая себя визгливыми криками, приближаются к нему.
Босая нога ударила по запястью, меч отлетел в сторону, в кривых лапах одного из чужаков появилась веревка. Хорст ощутил, как его поднимают, переворачивают на живот и выворачивают руки.
Хватающие бывшего сапожника пальцы быстро отдергивались, вяжущие человека существа то и дело вскрикивали. С удивлением Хорст понял, что любое прикосновение к нему причиняет уродливым обитателям леса боль.
– Варггххтун, – сказал кто-то над самым ухом и бывшего сапожника перекатили по земле.
В бок впилось что-то острое, коснулось спины, и Хорст обнаружил, что лежит на сплетенных из ветвей носилках. Четверо лесных жителей взялись за ручки, закряхтели и подняли их в воздух.
Кроны деревьев закачались и поплыли, бывшего сапожника потащили на юг, прочь от реки. Потревоженная рана вспыхнула болью, точно на нее плеснули кипятку, Хорст попытался бороться с забытьем, но не смог, провалился в душную, как грозовая ночь, черноту.
Воздух пах сухой землей и дождевыми червями.
Пошевелившись, Хорст обнаружил, что руки у него свободны, зато связаны ноги и, судя по тому, что ими не удалось даже двинуть, еще и прикреплены к чему-то довольно тяжелому.
Плечо болело, хоть и не так сильно, как раньше.
Бывший сапожник открыл глаза. Огляделся, гулко забилось сердце, а в душе расправила крылья паника – вокруг было темно, как в те дни, когда израсходовавший силы маг оказался во власти слепоты.
Но глаза привыкли, и Хорст облегченно вздохнул: сверху проникал слабый свет, позволяя разглядеть неровные стены, торчащие из них корни, скорчившуюся неподалеку массивную фигуру и еще одну – лежащую на земле.
– Она без сознания, – сообщила массивная фигура голосом Альфи. – А мы привязаны к этим вот корням. Они крепкие, точно из стали сплетены, клянусь мошонкой Хаоса. У меня разорвать не получилось.
– Понятно, – Хорст сел, осторожно подергал веревку, пытаясь определить, насколько она длинна.
Выяснилось, что привязь позволяет добираться до середины пещеры.
– Насколько я понял, мы под землей, – Альфи с отвращением сплюнул, – в одной из тех самых нор. Интересно, как они тут живут, в самой середке владений Хаоса?
– Неплохо живут, – ответил Хорст, вглядываясь в круглый лаз, чернеющий в дальней от пленников стене земляного мешка. – И потом, ты же видел, что смертоносна лишь граница между Порядком и Хаосом.
Илна застонала, зашевелилась. Хорст рванулся к ней, забыв про веревку, и едва не оторвал себе ногу.
– Нас что, похоронили? – слабым голосом поинтересовалась девушка, с удивлением глядя, как бывший сапожник шипит и растирает лодыжку.
– Надеюсь, что нет, – Альфи похлопал себя по животу. – А то жрать хочется, сил нет.
– Да, поесть можно, – Хорст завертел головой, пытаясь осознать, чего именно, привычного и надоевшего за последнее время, ему не хватает…
Догадка заставила бывшего сапожника замереть с открытым ртом.
Пропал бьющий в стены рассудка мерный прибой, рев океана людских страданий. Исчез, точно разорвалась или натянулась до предела незримая пуповина, связывающая Сына Порядка с «родителем».
Такое могло случиться лишь в одном случае – если взявшие Хорста в плен и находящиеся сейчас неподалеку существа и вправду являлись созданиями Хаоса. Если они, сами того не желая, оттянули на себя часть собранного внутри бывшего сапожника Порядка.
– Как бы только не сдохли мы от местной пищи, – сказала Илна, вспомнив, должно быть, костлявую «птицу».
– Я готов рискнуть, – заявил наемник и повысил голос. – Эй, хозяева! Вы где?
– Не ори, – попросила Илна, потирая виски. – И так в голове звенит.
В темном лазе негромко зашуршало, словно через него протискивался огромный червь, и в помещение, где держали пленников, просунулась круглая голова, блеснули узкие глаза.
– Жрать принеси, – сказал Альфи и ткнул пальцем в рот. – Ням-ням. Понимаешь? И пить.
Наемник звонко щелкнул себя по горлу, зацепил рану и зашипел не хуже заливаемого костра.
– Бурмухты ррагихт скоро, – проговорила голова и исчезла.
Услышав последнее слово, Хорст ощутил сильное желание ущипнуть себя. То ли оно на самом деле прозвучало сходно с людским, то ли уши просто начали подводить хозяина.
– Кстати, Ключ у тебя? – поинтересовалась Илна. – Может быть, время пустить его в дело?
– Они не отобрали ничего, что было на нас, кроме ножей, – вздохнул Хорст. – Мешок с Ключом вы, судя по всему, сняли во время приступа. Теперь он так же недоступен мне, как храм в Вестароне…
Альфи помрачнел и принялся чесать голову.
В темном лазе зашуршало вновь, на этот раз куда сильнее, и на его стенки упали дрожащие оранжевые отблески. Показалась держащая свечку рука, затем – толстый, шумно пыхтящий чужак с дубинкой на поясе. За ним выбрался еще один, тоже с дубиной, и выволок за собой объемистый мешок, в котором что-то булькало.
Альфи оживился, задвигал носом.
– Хрымбухту уроды, – сказал толстый. – Сами хроббзат пробухт?
– Нет, – замахал руками второй. – Бррухт!
Хорст потряс головой, но наваждение и не вздумало пропадать – он на самом деле понимал отдельные слова, произносимые обитателями подземного селения.
Мешок сноровисто развязали, и толстый вынул из него оплетенный сосуд, стопку штуковин, напоминающих лепешки, и кусок чего-то перекрученного, ноздреватого, то ли сыра, то ли мяса.
Положил все это в центре пещеры, на равном расстоянии от пленников.
– Пробухт еда! – значительно проговорил второй из чужаков и первым полез в лаз.
Толстый забрал свечку и последовал за соратником.
Дождавшись, пока шуршание стихнет, Хорст наклонился и отломил небольшой кусок от «лепешки». Понюхав, осторожно отправил в рот.
– Ну как? – спросила Илна.
– Похоже на пресное тесто. Есть можно.
«Лепешки» уничтожили в считанные мгновения, не оставив даже крошек, и Альфи потянулся к «мясу».
– Не пойми что, – сказал он, откусив немного. – Пахнет дымом, да и только. Вроде съедобно.
– Рискнем, – вздохнула Илна. – Помирать, так сытыми.
Наемник разорвал «мясо» на три куска, и укрытая в недрах земли пещера огласилась дружным чавканьем.
– Эх, сразу видно, что не привыкли они пленников держать, – заметил Альфи, когда от еды остались только воспоминания. – Вот разобью я кувшин этот, а осколком перережу путы… или горло одному из тюремщиков.
И, ухватившись за сосуд, принялся шумно пить. По подбородку заструилась вода, закапала на грудь, но наемника это ничуть не смутило.
