— Но убил девчонку. Зачем?
— Не знаю.
Дождь превратился в мелкую морось. Если бы я сейчас была снаружи, сырость мешала бы мне дышать. Мешала изменять тело. Старый кар не защищал от влажного воздуха, но все-таки не позволял дождю окончательно лишить меня сил. Странно было другое. У меня не было мыслей о том, что дождь может помешать мне драться. И хорошую погоду в восточном домене я хотела застать по какой-то другой, еще не до конца сформулированной для себя причине.
Граница между доменами не так условна, как граница между городами, но мы смогли пройти контроль. Марод не увидел в этом чего-то подозрительного: его нынешние враги — морские контрабандисты — обычно не забираются вглубь Материка, предпочитая держаться ближе к воде и своим кораблям. Я же вообще не ожидала больше нападения. Мне вдруг показалось, что теперь, когда я приняла решение не убегать, а идти навстречу, меня больше не будут преследовать. А значит, остаток пути должен пройти без проблем. И пока так оно и было. Впереди маячили кишащие наемниками герцога Чреза дороги между городами восточного домена, но и это не тревожило. Если будет нужно, мы с капитаном сможем отразить любую атаку. И все-таки я была уверена — ничего не произойдет. Не теперь. За последующие сутки мы с Мародом обменялись всего несколькими фразами. Я сменила своего спутника за рулем, и сразу же поняла, что разогнать машину у меня не получится при всем желании. Несмотря на добротный ремонт, кар был слишком стар. День прошел так же, как и предыдущий, разве что небо немного прояснилось, и из-за темных облаков выглянуло бледное осеннее солнце. Это наводило на мысли о надежде на лучшее. Люди в ситуации, подобной моей, часто видят добрые и дурные предзнаменования во всем: ясной или мрачной погоде, придорожной забегаловке с плохой или хорошей едой, дорожных знаках с цифрами, которые, согласно общему мнению, тоже могут нести разный смысл и как-то влиять на происходящее. Я вспомнила, что в день, когда впервые оказалась в замке герцога, шел дождь. А сейчас ясно. Затишье перед бурей. Вырванные у жестокой природы дни тепла перед недолгой, но все-таки зимой. В Каменном у меня осталась неплохая сумма денег, большая часть того, что мне заплатили за мальчишку Безликого. Деньги хорошо припрятаны, но рано или поздно кто-нибудь до них доберется. Каменный — в некотором роде город наемников-одиночек. Там частенько околачиваются люди и Тени, которые, как и я, когда-то, заимели некоторые разногласия с гильдией и нуждаются в работе. А значит, мои тайники обязательно кто-нибудь найдет, это всего лишь вопрос времени. На мгновение пришла мысль о том, что неплохо было бы все бросить, забрать деньги и вновь пуститься в бега, однако я не позволила ей сформироваться и дать мне повод сомневаться в принятом решении. Задним числом понимаю, что работу мою оценили не так хорошо, как следовало бы. За убийство Бога нужно платить гораздо больше. Я непроизвольно усмехнулась, и Марод вопросительно посмотрел на меня.
— Что смешного? — спросил он.
Я пожала плечами.
— Мне как-то задали вопрос, чего хотят Безликие? И я не смогла ответить на этот вопрос. А ты знаешь? Знаешь, в чем великий смысл всего этого? Тени, люди, Боги. Почему именно так, и никак по-другому?
— С чего ты взяла, что я знаю?
— Ты ведь считаешь себя человеком, верно? — не могла остановиться я. — А люди всему находят объяснение. Так они устроены, их не устраивает неопределенность. Так как? Что ты можешь сказать о тех, кто забирает души?
— Что это единственное, в этом мире, на что мне по-настоящему плевать.
Настала моя очередь испытывать нечто сродни удивлению.
— Правда?
— У тебя есть повод сомневаться в моих словах? — все так же спокойно сказал Марод.
— Уходишь от прямого ответа.
— Просто не вру.
Из-за очередного облака выглянул солнечный луч и упал прямо мне на лицо, едва не ослепив. Я немного подвинулась в кресле, устраиваясь так, чтобы солнце не мешало следить за дорогой.
— Тебя совсем не беспокоит, что тебя в любой момент может уничтожить некто, кого ты не знаешь, не видел и вряд ли увидишь? — заговорила, не отводя взгляда от разбитого асфальта.
— Дело не в том, что меня беспокоит, — ответил Марод. — Дело в том, что я об этом не думаю. Все умирают, верно, Дамира? Люди, Тени — не важно. Никто не живет вечно. А срок жизни людей все-таки в разы короче нашего. И они научились жить с этим. Научились не думать о смерти. Согласись, Дамира, если бы человечество изо дня в день жило только беспокойством о том, что их в любой момент может уничтожить Единый Бог, смогло бы оно просуществовать так долго? А ты, — он вдруг повернулся на своем сиденье так, чтобы смотреть на меня в упор, — ты разве боишься Безликих?
— Тени не боятся.
— А ты?
— И я не боюсь. — Я сказала чистую правду. Ведь я еду к Безликому. И не боюсь его.
— И так ли ты отличаешься от человека, если живешь, понимая, что это когда-нибудь закончится, и не думаешь об этом каждую минуту? — Марод сел прямо, откинулся на спинку сиденья и сложил руки на груди. Я покачала головой.
— Почему ты так хочешь быть человеком?
— Может быть потому, что я и есть человек?
— А Кай считал себя Богом, — непонятно почему пробормотала я.
— Он ошибся, — проговорил Марод. — Потому, что если Безликие действительно Боги, они знают, что для них будет значить то или иное принятое решение. И вряд ли допустят, чтобы принятое решение обернулось для них гибелью. Кай принял решение и проиграл. Как обычный человек.
Я промолчала, обдумывая сказанное. Что-то в его словах настораживало, что-то выбивалось из изрядно пошатнувшейся, но все-таки привычной мне картины мира.
— Ты сказал «если Безликие действительно Боги»? Ты и в этом тоже сомневаешься?
— Нет, — ответил Марод. — Просто я не знаю, что значит Бог. И мне все равно.
В сумерках стены города кажутся черными. И эта черная полоса на горизонте будила во мне двоякие чувства. С одной стороны я понимала, что скоро все закончится. С другой, ощущала неприятный холод. Конечно, поздняя осень не может быть теплой, а старый ржавый кар не защищал от сквозняков. Однако, холод этот шел не снаружи, он рождался в груди, там, где в любой момент по моему желанию раскрывается забирающая дыхание воронка. Мне вновь стало тяжело дышать. Марод бросал на меня косые взгляды, однако от вопросов воздерживался. Так мы миновали пограничный контроль, и пожилой сонный пограничник мрачно заявил, что в его молодость в столь позднее время в городе объявлялся комендантский час, и нельзя было даже выйти из дома, не то, чтобы беспрепятственно въехать в город. Мы с Мародом опять поменялись местами, и отъехали от стены на порядочное расстояние, а мне все еще казалось, что я слышу назойливый бубнеж старика. Город спал. Ничего особенного, поздний вечер в городе за стенами.
