Наместник шёл вдоль стен, вглядываясь в потрескавшиеся лица, но они оставались безучастными. Вроде бы и света было довольно, но на всех фигурах лежала странная пелена, словно их припорошило пылью. Время накладывает свой отпечаток на любую вещь и здесь он был виден отчётливо: так благородная патина ложится на старую медь.
Вот переселенцы из Города, с надеждой и страхом взирающие за горизонт. Все они давным-давно стали могильной пылью, ещё тогда, когда безымянные художники старательно выводили их черты на мокрой штукатурке. Но надежда и страх ещё читались в их глазах, припорошенных пылью веков.
Вот красавица Дея. Размахнулась, чтобы бросить первую горсть зерна в только что распаханную землю Запада, до этого девственную, нетронутую плугом. Её глаза — зелёные изумруды, отшлифованные до блеска. Вот бог моря Ям, следящий за каждым её движением с облака. Его глаза полны вожделения и охотничьего азарта. А вот их плод, родившийся после того, как бог утолил свою похоть: Карго, основатель семьи.
— Прошу вас, великие предки, — прошептал наместник, уперевшись лбом в холодную штукатурку. От неё пахло плесенью и мышами. — Вы были мудры и умели говорить с богами. Так помогите же мне принять верное решение.
Великие предки молчали: были заняты своими делами. Они сеяли ячмень, ловили рыбу, рыли каналы, ходили в походы на соседей и возвращались обратно с караванами рабов. Войны, тяжкий труд и торговля с далёкими берегами — всё для блага семьи Карго, всё для их славы. Решай свои проблемы сам, не надеясь ни на богов, ни на людей — вот какой ответ нашёл наместник в нарисованных глазах.
— Что ж, — сказал он, закусив губу. — Может, оно и верно.
Светильники, установленные на квадратных колоннах, горели ровным жёлтым пламенем. Мимо проплывали новые картины из ушедших времён. Утика расширялась, становилась богаче. Вот строят вторую стену, защищая гавань от набегов диких племён, а вот — храм бога моря Яма. Вот город окружает уже тройное кольцо стен, а очертания постепенно принимают вид, знакомый с детства. И нигде нет ни намёка на то, что в строительстве принимают участие другие одиннадцать семей. Ведь это зал Славы Карго, Первой семьи Утики.
— Если бы всё было так просто, — вздыхал наместник, прикасаясь кончиками пальцев к очередной фреске. — Стоит только оступиться, и они тут же накинутся, чтобы перегрызть мне горло, чтобы поделить мои земли между собой. Нет, всё же стоит нанять новых наёмников, не меньше тысячи. Наступают времена, когда пора тратить накопленное золото. Боги, боги, почему вы не подарили мне хоть одного сына?
Парадная дверь всё ближе и ближе, а вместе с ней и последняя фреска, заказанная и выполненная девять лет назад. Величайший триумф и величайший позор дома Карго, навечно запечатлённый на сырой штукатурке. А, вот и она.
Наместник остановился и, в который уже раз, вгляделся в собственные черты. Похож, нечего сказать. Да и изображён по всем канонам: воины, сгрудившиеся на стенах за его спиной, меньше ростом раз в пять. Поставь любого из них рядом, и до колена не дотянется. Лишь один из изображённых чуть выше: король Мануил, пожимающий протянутую руку. Но выше чисто символически — на четверть головы, на толщину прислоненного к стене пальца. Беглый взгляд и не различит разницы, а внимательный — непременно найдёт, что она существует.
— Не так всё это было, — в который уже раз сказал наместник, сам не зная кому. — Не так, видят боги…
На самом деле Мануил был гораздо ниже: его голова вряд ли достала бы и до плеча наместника. Король сидел на походном стуле рядом со своим шатром и рассеянно ковырял в ухе. На его плечи был небрежно накинут потрёпанный плащ, из-под которого торчали голые худые ступни. Только отточенный годами навык держать себя в руках не позволил наместнику показать своего разочарования. И ещё отличный вид на огромный лагерь королевской армии: тысячи красных палаток, уходящих стройными рядами к самому горизонту.
— Что это? — небрежно спросил Мануил, бросив взгляд на протянутый ему ключ от городских ворот. — Поздно: я прошёл через ваши ворота и без него.
— Через первые ворота, — сказал наместник. Видят боги, это далось ему непросто. — Есть ещё двое.
— Пройду и через эти, — пообещал Мануил. Смотрел он прямо в глаза, не моргая, и этот пристальный взгляд душил, пугал, сбивал с толка. — Ты сказал, что принёс дары. Не вижу никаких даров, кроме этих двух мехов. Что в них налито такого особенного, достойного короля?
— Просто вода. В одном — пресная, в другом — морская, солёная.
— А я уже думал, что вы пришли поклониться мне, — разочарованно протянул Мануил. — Я слышал, что жители Запада любят загадки, но никогда не думал, что эта любовь у вас сильнее любви к жизни. Однако у меня нет времени на эти глупости. Говори — что всё это значит?
— Пресная вода, — сказал наместник, медленно развязывая горловину меха и так же медленно наклоняя её вниз. — Означает озеро под скалой, на которой стоит Утика. Его не выпить и за тысячу лун. Так что городу не грозит жажда.
— Это мне известно от ваших перебежчиков. — Мануил дождался, пока последняя капля упадёт возле забрызганных сандалий наместника. — К несчастью, их не так много, как я рассчитывал. Тебе удалось склонить на свою сторону многие семьи, Карго. Скажи, что означает твоё знамя?
— Это — герб моей семьи, — ответил наместник, гадая, с чего вдруг беседа приняла такое причудливое направление. — Бык, в которого превратился бог Ям, чтобы овладеть красавицей Деей. От их союза и пошли мы, Карго.
— Какого он был цвета, этот твой бык?
— Никто уже не помнит. — Наместник позволил себе лёгкую усмешку. — Столько времени прошло. Какого художник нарисует, такой и будет.
— Я смотрю, вы здесь, на Западе, не уделяете большого внимания знакам и символам, — небрежно бросил Мануил, прикрыв глаза рукой. Слава богам, нет уже сил терпеть этот пронзающий взгляд. — Что же вы тогда цените?
— Золото, — честно ответил наместник. — И свободу.
— Смелые слова, — усмехнулся Мануил. — Что означает мех с солёной водой? Ты приносишь мне в дар западные воды?
Прежде чем ответить, наместник оглянулся на город. Тот крепко сидел между двумя холмами — будто оседлал огромного верблюда. Два кольца крепких стен окружали его и невидимую отсюда гавань. Наместник понял, почему Мануил выбрал для встречи именно это место, посреди разбросанных обломков внешних укреплений: Утика нависала над их головами всей своей мощью и казалась отсюда неприступной. Нет, не так — манила своей неприступностью. Сводила с ума.
— Солёная вода означает море, которое кормило Утику испокон веков. Моряки Запада умеют управляться со снастями и в шторм, и в туман, и под светом звёзд. Твой флот могуч, но и он не в силах перекрыть сетью целое море. Наши корабли нанесут удар тогда, когда ты не будешь ожидать его, и прорвутся в гавань с грузом продовольствия. Пойми, что городу не страшен и голод.
