Столица представляла из себя бастион, который прекрасно вписывался в ущелье. Скорее всего, оно было рукотворным. Однако это и сделало город таким величественным. Он был укрыт со всех сторон. Горы буквально обнимали его, оставляя лишь небольшое пространство, которое перекрывалось массивными каменными вратами, увенчанными двумя мощными башнями, из-за чего это место выглядело как замок. Но нет, замок находился в самой задней части столицы и возвышался над всеми остальными строениями. На этих башнях кто-то был. Люди то и дело высовывались из бойниц, однако ни одной стрелы не было выпущено в сторону нападающих. Каждый понимал, что все лучники пали в той самой битве, которая состоялась четыре дня назад. Дракалес не пускал в ход свою силу, свою частицу Атрака, потому что понимал, что она здесь не пригодится. Воители были способны собственными силами завоевать Седалум. От него только потребуется добраться до Гамиона, одолеть его и забрать алчность себе. В середине дня они подошли к вратам вплотную. Адин задрал голову и сказал: «Как бы это не было засадой» Дракалес, приближаясь к створам, отвечал ему: «Главное продолжай помнить, что нужно вести открытый бой. Какие бы тактики ни разыгрывали противники, какие бы уловки ни пытались они предпринимать, вам нужно использовать лишь своё оружейное мастерство. Выманивать их на открытое пространство, устремляться к ним напрямик или, быть может, вообще не обращать внимание. Но не давайте им пользоваться тактикой и сами не вовлекайтесь в тактические битвы. И тогда, какими бы уловками ни воспользовались они, вы всегда будете победителями» Адин утвердительно кивнул в ответ на эти слова, и ваурд разломал створы врат, открыв путь для завоевателей.
Всё-таки дух алчности, который нависал над Кататодом, был каким-то особенным. Он был плотным, слишком плотным, как будто бы истинный источник порока находился именно там, а не здесь, в столице. Но нет. Дракалес видел, как огромный сгусток фиолетового духа находился в замке. Такое было лишь единожды — когда он одолевал первый источник алчности. И вот сейчас второй источник, вторая часть этой силы. Она такая же огромная и такая же влиятельная. Осталось убрать её — и всё Западное государство освободится от этого морока. Люди вновь станут прежними. Но здесь покров алчности не такой густой, как в том городе-вратах. Не найдя для этого никаких объяснений, он двинулся дальше, к замку западного вирана. Его могущественная поступь эхом отбивалась от многочисленных каменных построек, предвещая окончание правления жадности, знаменуя завершение эры зависти. Никто не посмел заступить ему дорогу. Никто не показался в окнах. Этот город затаился в ожидании того, что бедствие пройдёт мимо них. Да, так оно и есть. Дракалес никого не трогает, потому что его цель находится впереди.
Уже начало вечереть, а нормального сражения так и не разыгралось. Захватчики встречали только лишь разрозненные группы, которые разбегались в разные стороны, после того как их тактики терпели крах. И всё. В основном приходилось спокойно шагать по улицам Седалума, держа ухо востро, чтобы не пропустить какую-нибудь засаду. Даже Вихрь посчитал, что зря потратил флакон зелья, потому что ему удалось нагнать и поразить лишь нескольких противников, когда как раньше ему удавалось истребить десятки, а то и сотни врагов. Золина так вовсе, поняв, что делать тут нечего, просто принялась сопровождать вирана, который даже и не готовился к сражению. Но вот Дракалеса ожидало очередное важное столкновение. Используя высокий фуруварат, он не стал подниматься по вырезанной в горах лестнице, ведущей в замок Гамиона, а преодолел всю эту высоту одним прыжком и влетел в окно галереи, которое открывало вид на город. Наверное, предки Гамиона любовались величием столицы, встав перед этим огроменным окном. Но теперь оно послужило дверью для того, чтобы в неё вошёл бой войны.
Просторное помещение галереи вообще никак не использовалось уже, скорее всего, пару поколений, потому что здесь было очень пыльно и грязно. Мебель стояла на своих местах, но никак не использовалась. Ваурд подошёл к противоположной стене, где виднелась дверь, что вела отсюда в основные помещения замка. Стоило ему только прикоснуться к ней, как она тут же начала разваливаться. Перешагнув через этот мусор, бог войны двинулся в правую сторону, где находился проход на одну из лестниц, которые вели на другие уровни бастиона. Сейчас Дракалес принялся спускаться, потому что ощущал присутствие врага в главном зале.
В конце стоял трон, а на троне сидел он, сгусток фиолетовой силы, похожий на молнию. Разряды такого же цвета срывались с поверхности его кожи и растворялись в воздухе. А вокруг него было нагромождено великое множество всякого имущества: горы золотых монет, из которых торчали всяческие вычурные и дорогие изделия. Нужно было потратить невообразимо много сил и времени, чтобы сюда это всё принести. И тарелон, шагая меж всех этих гор, всматривался и не видел среди них ни одно простой вещицы. Всё это имело ценность в Андоре. Когда ему на глаза попался меч, целиком сделанный из золота, он вытащил его из кучи сокровищ, чтобы использовать в битве с нечестивым вираном. Как только это произошло, Гамион вскочил со своего трона и закричал на весь зал своим звонким голосом, который был многократно усилен эхом: «Моё!!!» В ответ же зазвучал жутки рёв бога войны: «Нет!» Мощи его голоса хватило для того, чтобы крепость содрогнулась. Однако не на долго. Когда потрясение прошло, Гамион метнулся к богу войны. Он обратился одной сплошной молнией, и в тот же миг оказался в руке Дракалеса. Тот держал его за плечо, приподняв над землёй. А он барахтался в воздухе, пытаясь дотянуться до золотого изделия, которое забрал себе противник. «Хочешь его? — заметил бог, — Так забери» И вонзил ему в бок это оружие. Однако удар не был смертелен. На миг тело Гамиона сделалось той самой молнией, и клинок оказался у него в руках, а сам он уже не болтался в руке громилы, а стоял на наей. Когда это всё произошло, он успокоился и, перемещаясь медленным шагом подошёл к тому месту, откуда Дракалес извлёк золотой меч, аккуратно уложил его туда, откуда тот был взят, и молнией метнулся на трон, чтобы продолжать сидеть на нём, как ни в чём не бывало. Бог войны посмотрел на него своим сумрачным взглядом и решил снова вызвать его на бой. Ухватившись за торчащую из груды сокровищ золотую статуэтку в виде змеи, он глянул в сторону алчного вирана, точнее, в сторону алчности, которая сейчас пользовалась телом этого человека, чтобы существовать. Его дикие глаза были прикованы к змее. Но сам он пока что ничего не делал. Стоило только ваурду вынуть её из кучи, как он снова заорал: «Моё! Не трожь!» и устремился в обличии фиолетовой молнии к нему. Ваурд видел его движение, а потому не позволял ему добраться до своей вещицы. Тот метался и метался, пытаясь выхватить золотую игрушку, но ничего не выходило. В голове промелькнула мысль сломать предмет и посмотреть, как отреагирует хозяин, однако предположил, что в таком случае он может вообще сделаться неуловимым, а потому оставил эту затею. Не оставалось ничего, кроме как вручить ему это изделие и постараться наблюдать за ним. И да, наблюдения дали свои результаты. Когда предмет не на месте, Гамион не находит себе места. Он становится воплощением алчности. Она правит не только его разумом, но и всем телом, из-за чего он становится подобен молнии. Когда же он успокаивается, когда предмет у него в руках, или уже на месте, он становится меньше похожим на стихию, и больше — на человека. Ваурд нанёс удар. И да, он достиг цели. Враг отлетел в стену, однако было видно, что фиолетовый дух всё ещё в нём. Тогда ваурд извлёк меч и, пока тот поднимается с земли, настиг его с помощью фуруварата и добивающим ударом клинка. Но нет, теперь тело не получило урона, потому что вещь была в чужих руках. Ваурд отдал ему оружие и со всей силы раздавил его своей могучей ногой. Захрустели кости, туловище обмякло, однако дух всё ещё был внутри него и, более того, начал собирать его обратно. Дракалес попытался воспользоваться своей властью, которую он обрёл, одолев советника Авута, но нет. Пока дух правит телом, он не будет послушен чужой воле. Тогда бог войны порвал этого уже не человека на много частей и разбросал их по всему тронному залу. Дух раздробился вместе с плотью, но никуда не делся. Он всё продолжал находиться внутри каждой из частей тела, всё продолжал быть неподвластен тарелону и всё также стремился собраться воедино. Когда это произошло, перед Победоносцем стоял всё такой же Гамион, чьим телом правила фиолетовая сила алчности. Он всё также спокойно подошёл к своим предметам, собрал их, уложил на место и в одно мгновение ока переместился на свой трон, чтобы продолжать сидеть на нём, как ни в чём не бывало. Дракалес наблюдал за ним. Тогда он решил просто подойти к нему и напасть, пока тот преспокойненько сидит на своём месте. Но тот опять получал удары, ломал кости, рвался на части, однако всё тут же возвращалось на круги своя. А дух продолжал быть непоколебим. Никакая сила не могла заставить алчность действовать в угоду Дракалесу. Он даже пытался подловить его, когда отбирал у него какой-нибудь предмет. Ведь тогда он обращается в молнию и преследует пропажу. В этот момент дух алчности становится чистой энергией, растворяет в себе тело Гаиона, и бог войны подумал, будто бы в такой момент его можно пленить. Но нет. Пока он дух, пока он присоединён к существу, власти над ним нет у ваурда. Только лишь бессмертные с помощью зора могут манипулировать чужим духом. Но Победоносец об этом не знал. Точнее же знал, но только лишь как теорию. А как применить эту теорию тут, он даже не подозревал. Вот и возился с ним, пытаясь отыскать всевозможные методы и подходы, как можно поработить эту силу. Уже даже опустилась глубокая ночь. А он всё бился и бился с ним. Однако тот, кто не перестаёт искать ответы, в конце концов, их находит. Нашёлся ответ и на этот вопрос.
