Тейлор еще раз осмотрел обожженную ладонь и костяную палочку.
— Мне пора, — повторил он, и я не стал его останавливать. — Но мы не прощаемся. Я теперь знаю, где тебя искать. — Засмеявшись, он похлопал меня по плечу, сделал шаг назад и исчез, абсолютно бесшумно, словно накрывшись мантией–невидимкой.
Глубокой ночью я проснулся с колотящимся сердцем: во сне мне казалось, что звонит телефон. Однако он молчал. Часы показывали двадцать минут четвертого. Я ненавидел такие сны–галлюцинации — они будили раз и навсегда. Поняв, что заснуть сегодня мне больше не судьба, я подбросил в камин пару поленьев, натянул брюки и вышел в кухню.
Стол по–прежнему был завален едой. После ухода Тейлора я к ней не притрагивался и сразу лег спать. В раковине лежало несколько камней: Тао не очень старалась, колдуя временную посуду. Кое–какие тарелки на столе тоже превратились в камни. Убравшись и вернув кухне привычную чистоту, я сел напротив портрета, и тот, поначалу следивший за моей уборкой, а потом вновь задремавший, с готовностью открыл глаза и поднял голову.
— У меня есть сын, — проговорил я, немного удивившись той легкости, с которой начал разговор. — Сейчас ему семь лет, и он не похож на большинство других детей. Три месяца назад он нарисовал в школе рисунок нашей семьи: своих сестер и мать в виде лисиц–оборотней, а меня — с чарами Метки. Тогда я подумал, что твоя душа могла с ним как‑то связаться, или что он одержим, или еще что‑нибудь в таком роде. Было непонятно, как он узнал о чарах… да и о том, что его мать и сестры — лисы, он тоже не знал. Я сам видел эти чары только раз, через патронуса, и поэтому нарисовал тебя, поэтому стал искать твою душу. В конечном итоге это привело совсем к другому результату, а происходящее с моим сыном оказалось не связано с тобой. Скорее всего, Олливандер был прав, и это магия вампира, его влияние.
— Потому что он показал тебе костяную палочку?
Я кивнул.
— Твою душу я освобожу, как только найду человека, умеющего это делать. В Легионе наверняка есть спецы. Олливандер не стал бы тебя освобождать.
— Ты говоришь о нем в прошедшем времени, — вежливо заметил портрет.
— У старика случился инфаркт, увы.
— Ясно, — помедлив, сказал Риддл. — Значит, сперва ты решил, что я мог захотеть тебе отомстить.
— Не обязательно отомстить. Возможно, что‑нибудь сказать.
— Возможно, я и сказал, — портрет улыбнулся. — Ведь ты помог мне благодаря рисунку сына, а мое тело в Отделе Тайн помогло тебе с Бруствером. — Он выдержал паузу. — Ты говорил, вампир может вступать в контакт. Думаешь, они общались?
— Не знаю. Хочется верить, что нет, но раз он способен приходить во сне… я его видел, и Олливандер, судя по всему, тоже.
— Если вампир наделил твоего сына частью своей магии, он будет очень необычным колдуном… мягко выражаясь.
— Я бы предпочел, чтобы он был самым обычным.
Риддл молчал, глядя на меня чуть снисходительно.
— У меня есть к тебе несколько вопросов, — сказал я, — но уже на другую тему.
— Догадываюсь, — кивнул портрет. — Ты хочешь знать, чего можно ожидать от Отдела Тайн. С тех пор, как в нем работали мои люди, много воды утекло, но то, что я помню, может тебе пригодиться.
Утром я отправился в Министерство. Идти туда сегодня было необязательно, но находиться в центре событий казалось гораздо удобнее. В этот воскресный час мне попадались только охранники и уборщики, однако исполнительный Ларс уже был на рабочем месте. Когда я вошел, он вскочил.
— Сэр, — начал он, — вы себе не представляете…
— О, еще как представляю, — усмехнулся я и собрался войти в кабинет, но вспомнил о мисс Мазерс и остановился.
— Ларс, — сказал я. — Если этой весной ты захочешь взять неделю отпуска, я тебе ее дам.
Ларс не скрывал своего удивления.
— Но… вообще я собирался в отпуск тогда же, когда и вы…
— Это будет еще не скоро, и неизвестно, будет ли вообще, так что советую воспользоваться предложением.
— Да, — проговорил Ларс, с недоверием отнесясь к моей внезапной щедрости. — Спасибо, сэр, я подумаю.
Помолчав, я добавил:
— Я ценю то, что ты для меня делаешь, хотя не всегда говорю об этом.
Мой помощник окаменел от изумления. Я редко его хвалил, а подобных слов не произносил вообще никогда. Однако мне представлялось, что мисс Мазерс появилась в нашей группе именно потому, что Клайв Пирс, терпящий постоянные неудачи с внедрением своих разведчиков к невыразимцам, не нашел подхода к Ларсу и послал шпионить за мной наиболее сообразительную из своих подопечных в Отделе. Знать, что рядом находится верный человек, было очень ценно; Ларса следовало беречь, а значит, время от времени отправлять отдыхать от работы.
Серьезных планов на первую половину дня у меня не было. Я попросил Дахур найти экзорциста, надеясь, что на этом эпопея с душой Риддла закончится, написал Мэй, сообщив, что приеду через день–два и расскажу обо всем, что узнал относительно Кана, и, наконец, погрузился в чтение прессы, переполненной описаниями вчерашних событий, попытками их анализа и прогнозами ситуации.
В одиннадцать я позвонил Грею. Он взял трубку сразу и выглядел таким несчастным, что я решил быть с ним помягче.
— Мистер Грей, добрый день. Мы будем на маяке после трех. Надеюсь, вы нас встретите?
— Разумеется, — вздохнул Грей. — Признаться, я не ожидал, что вы разберетесь так скоро.
— Видите, вам не пришлось решать сложных этических проблем. Передайте нам этих людей, и мы в расчете.
Грей молча кивнул. Я отключил телефон, но не успел вернуться к интернету, как раздался звонок от Мэй. Это был первый наш разговор за полторы недели.
— Что ты выяснил? — спросила она.
— Не по телефону.
— Слушай, я ведь тоже за него переживаю. Он в последние дни замкнулся…
— Ничего, скоро разомкнется. Мы вели себя с ним неправильно, но это можно простить — мы не знали, как надо. Сегодня я приехать не смогу, тут у нас кое‑что происходит…
— Я смотрю новости, — Мэй усмехнулась.
— Завтра вечером. Не переживай за него. Переживай лучше за нас.
— За нас я тоже переживаю, — проговорила Мэй после недолгого молчания, — но все же меньше. Или ты хочешь и об этом поговорить?
— Не выдумывай. Я имел в виду то, что нас ожидает, когда он подрастет и получит палочку.
— Понятно, — Мэй смотрела на меня со странным выражением лица. — Тогда жду тебя завтра. — И помедлив, добавила:
— Ты там береги себя.
Последняя фраза повергла меня в не меньший шок, чем Ларса — моя утренняя благодарность, но все размышления о столь разительной перемене в настроении Мэй я отложил до вечера и вернулся к чтению аналитики, в основном чересчур эмоциональной и заглядывающей не слишком далеко вперед.
