— Ты сказал «поначалу».
— Да. И тут я согласен со Своупсом. Думаю, Люцифер солгал нам обоим. Скорее всего здесь есть что-то еще, но я не знаю, что именно. Так или иначе, когда твое физическое существование прекратится, ты по-прежнему должна будешь заняться работой. Которая продлится веками.
— А узнав свое имя, я стану еще сильнее? — озадаченно спросила я.
— Да, это входит в процесс преобразования. Поскольку твоя семья сама по себе очень могущественная, а ты и подавно, я представить не могу, что произойдет, когда ты узнаешь свое имя.
— Почему ты сейчас мне все это рассказываешь? — Я месяцами умоляла его рассказать мне хоть что-нибудь, но он постоянно отмахивался.
— Я у тебя в долгу, — сухо отозвался Рейес.
— Правда? Круто! И за что ты у меня в долгу?
Он заглянул мне в глаза, и меня поразила серьезность его взгляда.
— Ты сказала «да».
Я удивленно моргнула:
— То есть, по-твоему, раз я согласилась выйти за тебя замуж, то ты мне чем-то обязан?
— Ты не понимаешь, что это значит. Ты в буквальном смысле из королевской семьи. Тебя произвели на свет король и королева вашего народа. Наша с тобой женитьба все равно что женитьба всеми любимой принцессы и уличного оборванца.
Я фыркнула, но выражение его лица оставалось предельно серьезным.
— Опять же, даже среди своего народа ты совершенно особенная. Сильнее, чем все остальные. Я начинаю понимать, что твоя миссия намного важнее, чем мне когда-либо казалось. И наша с тобой свадьба… Скажем так, твои небесные, за неимением другого слова, родственники никогда этого не одобрят.
— Я бы хотела узнать о них побольше, — рискнула попросить я, но сразу стало ясно, что Рейес больше ничего не расскажет, поэтому сменила тему на его собственную семью: — Ну а как насчет твоих родителей? Ты планируешь с ними связаться? Я все еще считаю, что они были бы рады узнать, как у тебя дела. Что ты жив и здоров.
— Может быть. Наверняка твои родители хотят того же.
Я приподнялась на локте:
— В каком смысле?
— Они принесли огромную жертву. Как только их дитя избрали для этой миссии, они утратили все связи до тех пор, пока живет физическое воплощение ангела смерти. Они понятия не имеют, ни как у тебя дела, ни какой была твоя жизнь.
— Ничего себе! У наших родителей много общего. А ты помнишь, как родился? — ни с того ни с сего спросила я.
Мне всегда было интересно, как он появился на свет. И там, в сверхъестественном мире, когда его создал отверженный небесами отец, и здесь, на земле.
— Мои воспоминания о человеческом существовании не похожи на твои. Кое-что я помню, но многое — нет.
— А о своем создании ты что-нибудь помнишь? Помнишь, как Люцифер тебя сотворил?
Рейес лег на спину и накрыл лоб согнутой рукой.
— Во всех подробностях.
— Расскажешь? — попросила я, пристроив подбородок у него на плече.
Он обнял меня, прижал к себе и рассеянно проговорил:
— Помню боль в процессе создания. Жар от огня. Цвет своей тлеющей кожи. Помню, как формировались и крепли под кожей мышцы и сухожилия. И помню существо, которое меня создало, — своего отца. Едва сделав первый вдох, я уже знал, что он не испытывает ни толики любви к своему созданию, а на уме у него только одно — скрытые намерения. У него имелся некий план, а я был частью этого плана. Но сначала я должен был доказать, что чего-то стою. И начались испытания. — Вернувшись в реальность, Рейес поцеловал меня в нос. — Скажем так, сказочным мое детство не назовешь.
— А я бы с радостью послушала.
— Тогда вынужден тебя разочаровать, потому что рассказать ничего не могу.
— Почему?
— Потому что, если в твоем сердце живет хоть крупица любви ко мне, все это мигом исчезнет.
— Рейес…
— Датч, — перебил меня он, — пожалуйста, никогда об этом не проси. Этим мраком я делиться не стану. Иначе потеряю тебя навсегда. А единственное, чего я когда-либо хотел, — это ты. Ты в прямом смысле слова — свет в непроглядной тьме моего существования. Искупление за все прошлые грехи. Много столетий я ждал, когда ты родишься на земле. Чтобы обрести хотя бы призрачный шанс погреться в твоем свете. Ты как сила земного притяжения, которая манит меня все ближе и ближе с каждым твоим вдохом.
От его слов я напрочь лишилась дара речи.
— Представь себе холст, который окунули в черную краску. На нем только черное, и ничего больше. Ни единой линии. И нет у него никакой цели, кроме как нести тьму. И вдруг на него брызгают ослепительно-белым. Добавляют красного и синего. Желтого и зеленого. Теперь холст что-то значит. У него появляется смысл существования. Вот что ты сделала с моим миром — дала мне цель. Подарила свет и краски, чтобы заполнить наконец пустоту забвения. Без тебя… существует только тьма.
Я еще ближе прижалась к Рейесу и поцеловала в шею. Он пропустил сквозь пальцы мои волосы.
— Это будет моим тебе подарком на нашу свадьбу.
Приподнявшись, я смерила его пытливым взглядом.
— Имя, которое я слышал, когда тебя передавали этому миру. Все, каждый до единого, ангелы шепотом его произносили. Но лишь единожды. Им запрещено произносить его снова, пока ты не перейдешь из этой жизни в прежнюю. И только одному-единственному ангелу предоставят эту почетную обязанность — передать тебе твое имя. А я пока буду бережно его хранить и подарю тебе в день нашей свадьбы. Вместе с силой, которая кроется в твоем имени. Вместе со светом, который оно все в себе таит.
— Я… я не знаю, что сказать.
— Думаю, нам надо стать напарниками.
— Чего?!
В глазах Рейеса засверкало веселье.
— Раз уж на нас охотится Дюжина, я решил нанять в бар управляющего и работать с тобой на полную ставку.
— Ну, я, как бы…
— Понимаю, — Рейес потрепал меня по волосам, — кроме твоей благодарности, мне больше ничего не нужно.
— Рейес…
— Возражения не принимаются. Оставлять тебя одну теперь очень опасно. Да и кто станет задавать вопросы, если мы будем работать вместе?
Обалдеть. В последнее время желающие со мной работать размножаются, как кролики на «Виагре». Наверное, трех напарников я все-таки осилю — бабулю Лил, Гаррета и Рейеса.
Мы могли бы назваться Чертовой Четверкой!
Или нет.
— Но у меня один вопрос, — заявил Рейес, прижимая к груди мою голову и демонстративно наглаживая мне макушку, чтобы дать понять: он знает, как я ему благодарна, что он снизошел до работы со мной. Какой он у меня все-таки скромняга!
— Всего один? — смеясь, спросила я, выглядывая из-под его ладони.
— Пока один. Почему все-таки ложковилка?
Пару секунд я лихорадочно соображала, о чем речь, пока не вспомнила о своем вопросе по поводу столовых приборов.
