— Яблоко никогда не ходила этим путем. Только не на склады. — Звук собственного голоса Ноны убедил ее, и она начала возвращаться.
Вот тогда она и услышала его. Только один раз, и очень далеко. Звук удара металла о камень. Она затаила дыхание и ждала, напрягая слух. Ничего. Она устремилась к более глубокой ясности, погружая свой разум в мантру, которой научила ее Сестра Сковородка. Одинокий огонек в темноте. Единственная нота, висящая в пустоте. Одинокая искорка на покрытом рябью озере. По-прежнему ничего... нет, ничего, кроме слабого звука льющейся воды в нескольких поворотах и во многих ярдах позади нее. Звук раздался снова. Металл о камень.
Зарычав, словно желая отогнать страх гневом, Нона повернулась и пошла вперед. Через двадцать ярдов туннель расширился еще больше, но на широком глиняном полу не было видно никаких следов чьего-либо движения. Звуки стали раздаваться чаще, или Нона слышала не только самые громкие из них. Кирка по камню. Кто-то копал, но в гулком коридоре было невозможно определить направление.
Еще немного вперед — и звуки стихли. Нона вернулась по своим следам и обнаружила в стене расщелины каменистую щель выше ее головы. Здесь звуки были громче. Она развязала веревку, которая подпоясывала ее рясу, и привязала один конец к кольцу для переноски фонаря, а другой — к лодыжке. Подпрыгнув, она ухватилась за край верхнего туннеля, не шире канализационной трубы, и подтянулась вверх, фонарь покачивался под ней.
Через минуту она уже медленно ползла по туннелю на животе. Теперь удары были такими громкими, что она потушила фонарь и двинулась вперед вслепую.
После того, что казалось холодной, влажной вечностью, в течение которой она дважды ударилась головой о камень и ободрала колени, шепот света достиг ее среди криков кирки, кусающей камень. Она видела конец туннеля, светящийся так слабо, что его можно было заметить только в полной темноте.
Успокоив дыхание, Нона подползла к краю, где какой-то большой, новый туннель прорезал старый, в котором она находилась. Внизу, в большом проходе, одинокая фигура в черном рубила стену, уже почти скрывшись из виду в коротком проходе, который она проделала. Обломки усеивали гладкий от воды пол позади нее. Работа, должно быть, заняла недели.
Нона зачарованно наблюдала за происходящим, осознав, что испытывает новое ощущение. До этого момента ее сознание было заполнено давящим знанием о весе камня над ней и о том, как долго и узко возвращаться на поверхность — если она вообще сможет вспомнить все изгибы и повороты. Но теперь ее внимание привлекло нечто большее. Более громкое, чем треск кирки, более тяжелое, чем фатомы камня. Полнота. Непохожесть. Что-то древнее и полное энергии, от которой у нее дрожали руки и горела кожа.
Землекоп остановился и повернулся, чтобы поднять кожаную бутылку, стоявшую на камне у входа в расщелину. Подняв руку, он откинул со лба мокрые от пота волосы и выпил.
Йишт! Как только Нона мысленно назвала ее, глаза женщины устремились к выходу из туннеля. Нона отпрянула назад, вжалась в камень и затаила дыхание. Она подождала мгновение, достаточно долгое, и Йишт снова стала пить из бутылки с водой, как собиралась, затем начала поворачиваться.
Двигаться назад по туннелю, не имея возможности развернуться, таща за собой дымящийся фонарь и стараясь не издавать ни звука, было нелегко. Свечение в конце туннеля стало ярче: Йишт, должно быть, приближается! Нона поползла назад так быстро, как только могла, по-прежнему не издавая ни звука. Если Йишт заберется наверх, она может увидеть или учуять следы фонаря Ноны. Сколько же времени пройдет, прежде чем в воздухе мелькнет нож? И если не брошенный нож, то сама Йишт. Эта женщина практически победила весь Серый Класс, вместе взятый. Она запросто могла бы убить Нону здесь, внизу, и ее тело пролежало бы незамеченным еще долго после того, как рассыпались бы кости.
Ноги Ноны в конце концов нашли открытый воздух, и она свесилась через край, прежде чем скользнула в нижний туннель, сильно ударившись подбородком о выступающий край скалы. Через несколько мгновений она уже спешила обратно к расщелине, и ее фонарь пропускал сквозь колпачок ровно столько света, чтобы она не ударилась о стены до потери сознание. Она мчалась вперед, преследуемая тенями, скользя и обливаясь потом, уверенная, что в любой момент чья-нибудь рука сомкнется на плече.
— Ты их добыла?
— Да, — прошипела в ответ Нона. — Ш-ш-ш!
Клера скатилась с кровати и подошла к Ноне. Ара плюхнулась в свою, зевая и потягиваясь под одеялом. Гесса, казалось, крепко спала.
— Все прошло нормально? — прошептала Клера так близко к уху Ноны, что его начало покалывать.
— Да, возвращайся в кровать. — Она пощупала украденные ингредиенты в сундуке с одеждой. Черный корень, завернутый в льняную ткань, красный чесночный порошок в бумажной обертке, ртуть в промасленном кожаном мешочке, соли аклита и сера. Пещера-кладовая была следующей по пути, большой и легко доступной; ингредиенты были разложены на полках в маркированных мешках, пучках, флаконах и горшках. Если бы ее не сбил с пути след от ботинка Йишт, она бы вошла и вышла за четверть часа.
— Как ты себя чувствуешь? Я могу остаться с тобой?
— Я в порядке. Ложись.
— Но ты нашла все? Даже ртуть?
— Да.
— Хорошо. — Клера сжала ее руку, поколебалась, потом вернулась в постель. — Кстати, от тебя воняет грязью.
Нона сняла с себя рясу и сунула ее под кровать. Нужно вымыться, но эту проблему она решит при свете дня. Она скользнула под одеяло, шерсть оскорбила ее ободранные колени, темнота была полна образов туннеля за туннелем, узкие скалистые глотки ловили ее в мерцании пламени, все теснее сжимаясь вокруг. Она повернулась на бок и свернулась калачиком, стараясь казаться в темноте как можно более маленькой мишенью. В ночи, прошедшие после ковки, она сворачивалась вокруг боли, вокруг первого и все новых и новых клыков яда, который в нее влил Раймел. Конечно, ничего быстрого — он хотел бы знать, что она долго и тяжело страдала, прежде чем умереть. Сестра Яблоко рассказывала им множество ужасных историй о токсинах, которые именно так и действуют. Есть яды, которые заставляют плоть гнить вокруг костей в течение нескольких недель, есть и другие, которые сначала вызывают слепоту, затем шелушение кожи хуже, чем любой ожог, и, наконец, безумие и смерть месяцами позже. Но сейчас она поняла, что кроме коленей, кистей, рук и челюсти... ничего не болит. Голова, живот и суставы, все, что скручивала медленная всепроникающая боль, действительно были в порядке. Она сказала, что все в порядке, чтобы заставить Клеру вернуться в свою кровать... но это оказалось правдой… она испытывала только затянувшееся чувство полноты, овладевшее ею, когда она шпионила за Йишт. Чувство, которое она испытывала только в одном месте, и никогда так сильно — перед черной дверью в Собор Предка в дальнем конце монашеских келий.
Последней ее мыслью перед сном была мысль о том, воспользовалась ли Йишт воротами и заметит ли она или Сестра Яблоко, что они остались незапертыми.
На продуваемом всеми ветрами выступе, в перерыве между уроком Меча и вечерней трапезой, Нона, Ара и Гесса сгрудились вокруг неглубокой впадины, частично защищенной низкими стенами, образованными нагромождением камней — их Нона разбила с помощью Путь-энергии во время одного из своих многочисленных тайных занятий.
Зажечь огонь оказалось настоящим кошмаром: несколько украденных кусков растопки сгорели прежде, чем подожгли угли, украденные из кухонного склада. В конце концов Нона и Ара сели, дрожа, и стали ждать, пока Гесса искала безмятежность, необходимую, чтобы добраться до Пути, после чего, наконец, зажгла угли с помощью размеренного высвобождения Путь-энергии.
Они начали варить черное лекарство, используя горшки, украденные из кухонь — было безопаснее украсть их, чем пытаться стянуть правильное оборудование из запасов Отравительницы. Не имея весов, Гесса взвешивала ингредиенты, используя измерительную линейку, уравновешенную в средней точке на столовом ноже. У Гессы была коллекция камешков, которые она ранее взвесила в классе Тени, и она утверждала, что, поместив их на правильном расстоянии от точки равновесия линейки, она может, при помощи некоторой арифметики, измерить любой желаемый вес на другой стороне. В теории это казалось, по крайней мере Гессе, легким делом. Ветер Коридора играл с неудобными ингредиентами, хотел сдуть их или разбросать, не давая положить на качающуюся линейку… Ноне казалось, вся эта работа ближе к догадкам, чем к любой науке, преподаваемой в Академии.
