– Да, конечно, – кивнул Антон. – У меня к нему несколько писем от ребят, гостинцы...
Он замолчал – как-то очень тоскливо прозвучала фраза про письма и гостинцы. Будто и впрямь принес передачу в тюрьму. Или к постели тяжелобольного...
– У меня машина, – сказал Инквизитор. – Можем заехать к вам в гостиницу за передачей и отправиться к задержанному.
– Игорь... он где-то в Инквизиции?
– Нет, зачем? – вопросом ответил Витезслав. Остановился у «шкоды-фелиции», припаркованной у обочины. – Задержанного Темного, возможно, мы бы поместили под наблюдение. А ваш сотрудник в обычной гостинице. С него взята подписка о невыезде.
Антон кивнул, признавая нелепость своего вопроса. Действительно, к чему сажать в камеру Светлого мага?
– Простите, Витезслав... – спросил он. – Я понимаю, что это не имеет никакого значения в вашей нынешней работе, но мне хотелось бы узнать... просто, без всякой задней мысли... наверное, я мог бы вас прощупать, но это как бы не принято...
– Кем я был? – спросил Витезслав.
– Да.
Инквизитор достал ключ, щелкнул кнопочкой на брелоке, отключая сигнализацию. Открыл дверцу.
– Я вампир. Был вампиром, точнее.
– Высшим? – зачем-то уточнил Антон.
– Да.
Антон сел на переднее сиденье, пристегнулся. Вампир Витезслав включил мотор, но трогаться еще не спешил, давал двигателю прогреться.
– Извините, вопрос действительно был идиотским, – признался Антон.
– Конечно, абсолютно идиотским, – лишней деликатностью Инквизитор не страдал. – Насколько я знаю, Антон, вы еще крайне молоды...
Он бережно, плавно вывел машину на улицу. В какой гостинице остановился Антон, он, конечно, и спрашивать не стал – не было нужды. Сказал:
– У вас, вероятно, есть некоторые иллюзии в отношении того, что такое Инквизиция и кто такие Иные, работающие в ней. Так вот... давайте я дам необходимые разъяснения. Инквизиция не является третьей силой, как считают многие рядовые сотрудники Дозоров. Мы также не становимся каким-то особым видом Иных, не относящимся к Тьме или Свету... Мы – просто Инквизиторы. Набранные из тех Темных и Светлых, кто понял, в силу различных причин, жестокую необходимость Договора и перемирия между Дозорами. Да, мы владеем определенной информацией, которой нет у вас, дозорных... кроме, пожалуй, самых великих магов. И поверьте, Антон Городецкий, что в наших знаниях нет радости. Мы вынуждены стоять на страже Договора. Понимаете?
– Пытаюсь понять, – сказал Антон.
– Я – вампир, – негромко повторил Витезслав. – Самый настоящий высший вампир, неоднократно убивавший юных девушек... это наиболее правильно энергетически...
– Не надо лекции по физиологии вампиров, – сказал Антон. – Мне это неприятно, поверьте.
Витезслав кивнул, внимательно глядя на дорогу. Антон вдруг подумал, что машина еще новенькая, ухоженная, Инквизитор ее явно бережет и гордится ею...
– Так вот, я не обладаю душой или хотя бы жизнью в том понимании, которое вкладывают в это Светлые, – сказал Витезслав. – Дело Света я считаю наивной, опасной, а зачастую и преступной доктриной. Дело Тьмы, наоборот, мне очень симпатично. Но...
Он на миг замолчал, будто выстраивая какие-то сложные мысленные конструкции.
– Но я хорошо представляю себе альтернативу нынешней ситуации. И поэтому я состою в Инквизиции. Поэтому я караю тех, кто нарушил Договор. Заметьте, Антон. Не тех, кто не прав, – ведь правд как минимум две. Не тех, кто вырывается вперед, – бывали времена, когда Свет обретал больше силы, и бывали времена, когда побеждала Тьма. Инквизиция всего лишь стоит на страже Договора.
– Я понимаю, – сказал Антон. – Разумеется. Но меня всегда интересовало: может ли возникнуть ситуация, когда Инквизиция поддержит ту или иную сторону? Опираясь не на букву Договора, а на истину...
– Истин как минимум две, – повторил Инквизитор. – Ситуация...
Он задумался.
– Мне не доводилось сталкиваться с Инквизитором-Светлым, который поддержал бы свой Дозор, – уточнил Антон. – Но неужели ситуация аналогична и с Инквизитором-Темным? Что ни говори, но у вас есть свои силы, свои тайные знания. Я уже не говорю о конфискованных артефактах в хранилищах.
– Возможно все, – неожиданно сказал вампир. – Да... допускаю. Если начнется открытая война Тьмы и Света, не просто схватки Дозоров, а прямая война Тьмы и Света. Если каждый Иной встанет по свою сторону фронта... какая будет тогда нужда в Инквизиции? Тогда и мы станем просто Иными...
Он кивнул и добавил:
– Но только к тому времени скорее всего Инквизиция уже погибнет. Пытаясь предотвратить эту ситуацию. Нас ведь не слишком много. И поступки нескольких уцелевших Иных, носивших когда-то плащи Инквизиторов, ничего не изменят.
– Я понимаю, что заставляет Ночной Дозор соблюдать Договор, – сказал Антон. – Мы боимся за людей. И я знаю, что движет Дневным Дозором – страх за себя. Но что заставляет вас. Инквизиторов, идти против собственной сути?
Витезслав повернул голову и тихо сказал:
– Вас держит всего лишь страх, Антон Городецкий. За себя или за людей – не важно. А нас держит ужас. И потому мы соблюдаем Договор. Ты можешь быть спокоен за исход разбирательства – никаких подтасовок не будет. Если твой коллега не нарушал Договора, он покинет Прагу живым и здоровым.
К вечеру Эдгар слегка отошел от расстройств. Может быть, помог хороший ужин в дорогом ресторане, с бутылочкой коллекционного чешского вина (ну, не Франция, не Испания, но вполне недурно). А может быть, сама атмосфера рождественской Праги действовала умиротворяюще. В Бога Эдгар, разумеется, не верил – мало кто из Иных, тем более Темных, был подвержен таким предрассудкам. Но сам праздник Рождества считал очень милым, приятным и всегда старался отметить его достойно. Может быть, это сказывались воспоминания детства? Когда он был простым сельским мальчиком по имени Эдгар, помогавшим отцу на хуторе, ходившим в церковь и с замиранием сердца ждущим каждого праздника? Или приходили на ум непрошеные воспоминания двадцатых—тридцатых годов, когда он уже был Иным, но в Дозоре активно не работал, жил в Таллине, имел неплохую адвокатскую практику, славную жену и четверых ребятишек... Давно уже умерли родители, и жену он похоронил, а двоих оставшихся сыновей, один из которых живет в Канаде, а другой – в Пярну, лет сорок не видел. Трудно было бы старикам поверить в то, что моложавый крепкий мужчина – их отец, родившийся еще в конце девятнадцатого века...
«Да, наверное, воспоминания», – думал Эдгар, раскуривая сигару. Все-таки очень много хорошего было в обычной человеческой жизни. Может быть, снова поиграть в человека? Жениться, завести семью... в Дозоре взять отпуск лет на тридцать...
