моргнул.
— От меня?
Его мать широко улыбнулась, показывая острые и ослепительно белые зубы.
— Гениально, да? Белая Ведьма всегда была хитрой змеей. Она не приняла бы приглашение от меня, но кто может подозревать Хорошего Дракона в ловушке? — она рассмеялась. — Конечно, когда они согласились, мне пришлось убедиться, что ты будешь тут, но это была мелочь. Терпеть тебя несколько часов — маленькая цена за такую победу, не думаешь?
Самолет опустился, когда она закончила, и Джулиус смог скрыть ужас, пока терпел приземление. Если бы он не боялся так сильно за них, он был бы польщен тем, что Свена и Катя доверяли ему достаточно, чтобы их можно было заманить в такое. Но, хоть часть него не могла поверить, что его мать использует его хорошее имя вот так, остальной он гадал, почему его удивляли поступки матери. Бетезда еще ни разу не упускала шанс использовать события для своей выгоды, и теперь она втянула и его.
От этой мысли его мутило. Он провел остаток приземления, пытаясь придумать, как предупредить Катю и ее сестру, не предав клан. Он все еще работал над этим, когда самолёт остановился, и его мать изящно поднялась.
— Не смотри так, милый, — упрекнула она, Конрад пошел открывать дверь. — Ты еще ни разу не был так полезен для меня. Ты должен радоваться, особенно, когда тебе ничего не нужно делать. Если будешь хорошо себя вести сегодня, и все сложится, как должно, я буду рада снять с тебя печать. Разве не чудесно?
Она притихла и ждала ответа, но Джулиус молчал. Что говорить? Если бы он согласился, он обрек бы свою хорошую репутацию служить ловушкой для тех, кто ему доверял. Если нет, она обвинит его в неблагодарности и все равно его использует. Так работала его мать: не оставляла шансов, и приходилось плясать под ее дудку и благодарить ее за возможность.
Когда он не ответил, улыбка Бетезды увяла.
— Ты — жалкое подобие дракона, — она отвернулась. — Я даю тебе шанс за шансом, но разве ты их принимаешь?
Он вдохнул, чтобы возразить, но мать прервала его:
— Будь добр, Джулиус, — сказала она, глядя с лестницы, как люди суетились, встречая ее самолет. — Держи рот на замке. На вечеринке найди угол и стой там, пока я не скажу поступать иначе. Ты можешь это сделать?
— Да, матушка, — тихо сказал он, следуя за ней вниз по лестнице к дорожке, где Фрида, Хартстрайкер, которая служила секретарем его матери, уже ждала, чтобы проводить их на гору.
Джулиус ненавидел жизнь тут и не хотел снова смотреть на это место. Он хотел пойти медленнее, но голос за ним прорычал:
— Шевелись.
Джулиус резко поднял голову, Конрад спускался за ним, его большие руки были скрещены на широкой груди. Он посмотрел на двери на другой стороне взлетной полосы, и Джулиус понял намек, поспешил за матерью, как мышка. Его жуткий брат следовал за ним, замыкая строй, они оставили самолет людям-работникам и прошли в звуконепроницаемые автоматические двери в сложный комплекс горы Хартстрайкер.
Выглядело так же, как всегда. Джулиус не знал, что он ожидал. Его не было тут всего месяц. Его жизнь изменилась за эти четыре недели, и вернуться к тому же чистому зеленому ковру, золотым лампам и арке каменного коридора, полного людей-слуг, кланяющихся Бетезде, пока она проходила мимо, ощущалось нереально. Крепость больше не ощущалась как дом, неприятное ощущение, ведь недели назад он знал только этот дом. Он все еще пытался решить, что чувствовать, когда его мать провела их мимо лифтов, ведущих на разные этажи семьи, к особому позолоченному лифту в дальнем конце, он соединял общее основание горы с ее личным логовом у вершины.
Джулиус застыл и сглотнул. Он прожил все время на горе Хартстрайкер и побывал в этом лифте лишь несколько раз, и каждый рез у него были большие проблемы. По другой причине его не звали бы в тронный зал или сокровищницу Бетезды. Вечеринки клана всегда устраивали в большом бальном зале на первом этаже, и его удивило, что они отправлялись не туда. Может, Бетезда хотела переодеться? Если так, он мог бы сбегать в свою старую комнату и поискать что-то. Он был уверен, что что-то приличное было в его старом шкафу. Если, конечно, Боб шутил, когда сказал, что все продал.
Когда он упомянул поход в свою комнату матери, Бетезда только фыркнула.
— Не глупи, — она потянула его к лифту, не отрывая взгляда от планшета, который показывала ей Фрида. — Это собрание элиты Хартстрайкеров, а не тусовка. Бальный зал — для масс. Мы идем в тронный зал, — ее отражение в позолоченных дверцах лифта ухмыльнулось ему. — Теперь ты понимаешь честь своего участия?
Джулиус что-то буркнул про честь, но внутри подавлял панику. Любая вечеринка его матери была ужасным делом, но собрания Хартстрайкеров, куда ему приходилось ходить, пока он рос, всегда были достаточно большими, чтобы он мог скрыться в толпе. Маленькая элитная вечеринка была другим делом. У Джулиуса даже не было стратегии для такого, и времени ее придумать не было. Быстрый тихий лифт уже нес их к вершине горы, большие двери открылись, и стало видно каменный коридор, где смог бы проехать танк.
Как дом юного современного клана, который пришел к власти во время магической засухи, почти вся гора Хартстрайкер была создана по размеру для людей. Но наверху все было для драконов. Выйдя из лифта, Джулиус ощутил себя незначительной песчинкой, но, как всегда, когда он приходил в логово матери, его больше потрясли головы.
Огромный каменный туннель тянулся от лифта к большим двойным дверям тронного зала в сотне футов, и вдоль прохода были отрубленные головы драконов. Они свисали с потолка или стояли на подставках, и каждая была жутким трофеем кланов, которых Хартстрайкеры уничтожили во время прихода к власти, каждая была на сделанной под заказ табличке из красного дерева размером с машину. Первые завоевания Бетезды были в Америках, и многие черепа были пернатыми, включая головы двух ее старших братьев, но много было и голов с чешуей из европейских кланов, головы, похожие на рыб, от Морских змеев, которые правили Тихим Океаном, даже два узких змееподобных черепа от азиатских кланов, которые были в отличном состоянии, ведь она любила их показывать. Бетезда хранила еще больше трофеев в сокровищнице, но коридор был для самых значимых образцов, побежденных драконов, больших и известных достаточно, чтобы напоминать тем, кто жил тут, на что она была способна.
Джулиус не любил тут проходить. Хоть он знал,
