сердца Принцессы — неведомо что и чего для лесных обитателей — и трясина вдруг взбурлила.
— Чего звали-то? — спросили из тины. — А! Это ты, гордячка!
«Никакая она не гордячка!» — хотел ответить Вор, но не смог. Принцесса осторожно уложила его на какую-то кочку, а сама на коленях подползла к трясине и земно поклонилась, обмакнув косу в тину.
— Прости, Дед, что была слишком гордой. Такой уродилась, так воспитали… Прошу, сними с этого человека чужое заклятие, а я… я…
— Не обещай!.. — смог выдавить Вор.
— А, наслушался сказок, — проворчали из тины, и змея на шее затянулась туже, еще туже, Вор захрипел, а потом вдруг почувствовал — ничего там нет, он может дышать! — Но соображение имеет. И ты не теряй. Только гордость все же поумерь, до добра она тебя не доведет.
Змея, какой здесь не видывали, билась над водой в невидимых путах, а потом канула в нее целиком.
— Как я… что я…
— Дед жертв не примет. Ну кроме тех, что сами забрели, — сообщил лягушонок и поскакал было по своим лягушачьим делам, но куда там!
— А ну-ка, погоди! Ты, я вижу, приближен к Болотному Деду… — Принцесса ловко схватила лягушонка и поднесла так близко к лицу, будто собиралась поцеловать. — Редкость в твоем возрасте!
— Еще моя прабабушка была при дворе!
— Ничего себе… А сумеешь ты узнать, что именнно за змею забрал Дед?
— Ну…
— Струсил, — Принцесса опустила его на траву и пошла к Вору. — Так и думала. Все вы такие, скользкие…
Вор мог бы сказать, что не повелся бы на такую уловку даже будучи малым ребенком, но не мог: надрывно кашлял.
— Неправда! Я дознаюсь, или я не из выводка Матушки Триста! — выпалил лягушонок и нырнул.
— Я не хочу знать, почему Триста… — пробормотал Вор, отдышавшись наконец.
— Будто сложно догадаться, — Принцесса снова уложила его голову себе на колени. Это было так приятно, что он не возражал. — Горло очень болит?
— Да, — честно ответил он. — Но бывало и хуже. Это вот и есть твое доброе колдовство?
— Доброе с утра было, а это… Кому как. Главное, ты всех увидел!
Признаться, многих Вор мечтал бы забыть, но счел за лучшее промолчать.
— У тебя больше нет удавки на шее. Можешь рассказывать, — сказала Принцесса. — О тебе я все верно угадала, так? И ты вор, ты видишь иначе, значит, мог заметить кого-то… неприметного подле Гаррана. Не колдуна, настоящего мага — другой не сумел бы сотворить с тобой подобное, а главное — скрыться от всех и прятать тебя всю дорогу. Станешь говорить?
Вор кивнул.
— Посидим пока здесь, — сказала Принцесса. — Сыровато, но никто чужой не забредет. Случайно разве что.
— Или если знает дорогу.
— Вот именно. Ты ее откуда-то знал, но ты не местный. Следовательно, путь вложил тебе в голову искусный маг… и вот он как раз местный, иначе откуда ему знать тропинки через это болото, по которым может проехать всадник?
— Ты так и не сказала, откуда оно вообще взялось, — пробормотал Вор. — Сначала твердила, что его вообще нет, а потом раз — появилось.
— В этом-то и странность… — Принцесса растянулась на траве. Какие-то мелкие птички принялись выклевывать из ее позеленевшей от тины косы травинки и, наверно, мелких жучков. — Я попала сюда случайно. Ночью, конечно. Полетела за огоньками, и вот…
— Тебе-то трясина не страшна.
— Только когда я птица. И выбиралась я отсюда очень долго. Не спрашивай, как, — улыбнулась она. — Хорошо, хватило ума вспомнить сказки и поклониться Деду.
— То-то он тебя гордячкой зовет.
— Ну… я была намного моложе и глупее, вот и… Долго рассказывать, — сама себя перебила Принцесса. — Я тут больше недели просидела, пока не уговорила наконец Деда меня простить за дерзкие речи и отпустить. Но главное, когда я выбралась, оказалось, что прошло всего двое суток. Дома, конечно, чуть с ума не сошли: прежде хоть чародеи могли меня отыскать и сказать, что жива, а тут… пропала, и всё!
— И я вон сколько ехал, хотя ты говоришь, тут всего ничего, по лесочку-то…
— Именно. Но я вошла, вернее, влетела сюда потому, что зачарована и вижу не только обычный мир. А ты никак не мог попасть сюда один! Значит, тебе дали какой-то талисман.
— Ага, удавку на шею. Может, это она и была?
— Всё возможно… А кто ее на тебя нацепил?
— Тот колдун, кому еще? — буркнул Вор. Не хотел он об этом вспоминать.
— Как? Как именно он это сделал, расскажи!
Вор помолчал, потом все-таки заговорил.
Когда его вытащили из каменного мешка и куда-то поволокли, он обрадовался — скоро всему конец! Но нет, с него содрали вонючие тряпки, облили парой ведер холоднющей воды, дали обсохнуть на бодрящем ветерке и велели натянуть такую же каторжную робу, только чистую. Ах да, проверили, нет ли вшей. К счастью, не нашлось, а то обрили бы наголо, подумал Вор. Бороду и усы — те соскоблили тупой старой бритвой, видевшей не одно поколение заключенных. Волосы укоротили — отросли они будь здоров, — но в меру. Даже разодрали гребнем вроде лошадиного — чтобы выглядел прилично.
Ну а потом вышел кто-то пышно одетый… Вор, правда, видел только богато украшенные туфли и край раззолоченного одеяния, так его согнули, заломив руки за спину. Вышло, словно он сам поклонился.
— Пускай притворные слезы этого мерзавца не обманывают вас, господин, — прошелестел кто-то рядом с вельможей.
Слезы были вовсе не притворными: глаза отвыкли от света, а солнце с утра рассиялось, как нарочно. Но не объяснять же? Лучше уж помалкивать…
— Говорят, ты можешь украсть даже луну с неба, — голос у вельможи оказался негромким, невыразительным. — Лгут?
— Луну не могу, — собственный голос показался Вору чужим. — Далековато до неба, никакой лестницы не хватит, а веревку зацепить не за что. Вот за месяц разве что? Если серпик взять, так он потом тут подрастет, верно? Но если я его возьму, как буду спускаться? Высоко падать-то, расшибусь!
— Он еще и шутит! — возмутился тот, шелестящий. Вор видел его ноги: туфли были куда скромнее вельможных, одежда тоже.
— Это хорошо, — обрезал господин. — Значит, дух в нем жив, живо и стремление к свободе.
— Еще как живо… — пробормотал один из стражников, настрадавшийся от Вора и его проделок больше остальных.
— Ну-ка, поставьте его прямо. Хочу посмотреть ему в глаза, — приказал вельможа, и Вора выпрямили. Солнце ударило в лицо с новой силой, и он сощурился. — Ну-ну… Погляди-ка на меня.
Откуда-то упала тень, и Вор сумел проморгаться и даже вытереть мокрое лицо
