в пол.
— Здрав буди, светлый князь Велеба!
— Девка! — пронесся удивленный гомон по палате. — Да то ж девка!
Малко только удивленно хмыкнул.
— То-то гляжу — хил гонец, — усмехнулся Велеба. — Неужто у Велизара дружина истощилась, что он девку послал? Как звать тебя, девица?
— Стояной, светлый князь, — пролепетала она, доставая из-под рубахи серебряный подвес. — Вот тавро княжье, суженому моему князем Велизаром врученное. Шёл к тебе гонец справней, чем я, да погиб от стрел гаврановых. Тако же и Велизар с дружиною на бранном поле полегли. Мы с тятей сам-друг в Зареборье сбирались, да и его чужаки до смерти убили. Окромя меня некому было весть о вражьем набеге на Белоречье доставить. Гавраны пришли, в множестве великом, на лодиях по реке. Городище взяли, народ посекли.
Малко принял из её рук тавро и подал отцу. Брови Велебы грозно сошлись на переносице, очи сверкнули.
— Так Велизар пал? А княгиня?
Стояна потупилась.
— Не гневайся, княже, на слова мои, что скажу далее. То не наговор, не лукавство. Да только это она, Олеля, в Белоречье гавранов впустила, а князя нового, Маргу, ворона окаянного — на ложе своё.
Палата наполнилась возмущенными и сердитыми возгласами бояр, некоторые вскочили, потрясая кулаками. Велеба совсем потемнел лицом, скривил губы и сжал бляху.
— Да полно, не напраслину ли ты на княгиню возводишь, девка? А коли я катам тебя поспрошать построже велю? Да своих выглядчиков в Белоречье пошлю?
— А вели, светлый князь. И воев в Белоречье посылай, да поболее, — утратив робость, подняла голову Стояна, голос задрожал. — Я за тем к тебе и явилась. Пусть поспрошают и сородичей моих — девиц обиженных и баб обезмуженых. Да не запамятуют и у батюшки моего попытать, что на заимке лежать остался зверям на прокорм с горлом резаным. Нож-от самозванец Марга держал, а княгиня Олеля длань его направляла. Не видали б того очи мои — не молвили бы и уста.
Замолчала Стояна, теребя в руках шапку.
— Батюшка, — с укоризной взглянул Малко на отца. — Что ж мы — девицу, ровно татя какого, пытать будем? Она вдоволь от воронья натерпелась. Дозволь мне тайным дозором к Белоречью наведаться! Вызнаю всё как есть.
— Без тебя выглядчиков в достатке, — недовольно зыркнул на него Велеба. — Заступник тож выискался. Вот и будь за неё в ответе, покуда дозор не вернется, догляд за ней строгий веди. Коль злой наговор на Олелю девка ся принесла — псам её скормлю. Ступай, остальное не твоя забота.
Малко c досадой вздохнул, поклонился отцу и кивнул Стояне, чтобы следовала за ним.
На житьё Стояну определили к прачке Додоле, могучей бабе с сурово нахмуренными бровьми.
— На что мне эта пигалица? — покачала головой Додола, придирчиво оглядев Стояну.
— Не серчай, Додюшка, — улыбнулся ей Малко. — На что-нибудь да сгодится. Да и не на долгий срок она тут, погостит мало седмицу-другую, и до дому вернется. Пригляди за ней. Обживайся, гонец, — подмигнул князь Стояне и ушёл.
— Сгодится… Разве что бельё на скалку накручивать, — проворчала прачка. — Пральня чать не гостевальня.
— Тетка Додола, я крепкая, — подала голос Стояна. — Я все умею.
— Какая я тебе тетка, — усмехнулась прачка. — Додолой зови попросту. Пойдем, накормлю да укажу, где спать будешь, гостюшка. Опосля в баенку отведу — несёт от тебя, ровно от кабана.
Накормленная, вымывшаяся в бане и одетая в чистое, впервые за много дней Стояна заснула без опаски. Но неспокойным был её сон — привиделся батюшка в долбленке, ласково глядевший на неё, а рядом с ним Ёрш, лепый да нарядный. А вёсел нету, и лодчонка помалу волнами к середине широкой реки относится. Тянется к ней Стояна, а Ёрш и Богоша головами качают и руками машут — нельзя, мол, вернись.
Проснулась Стояна в слезах затемно. На соседней лавке Додола сопит, под лавкой кошка мурлычет. Покойная тишина и темнота царят в избе, только в открытое волоковое оконце слышно, как где-то во дворах побрехивает беззлобно пёс. С первым петухами поднялась и Додола. А постоялица её уж золу из печи на дворе выгребла, просеяла и огонь разжигает — наперво поесть сготовить, а затем и воду для стирки греть.
Прачек под началом Додолы было пятеро, бабы все мужние. В пральню являлись к полудню, к тому времени как белье в кипятке со щелоком замокнет. Замачивала его Додола в больших колодах во дворе. Прачки мяли в них белье пестами, затем вытаскивали и, сложив в корзины, шли на реку отбивать да полоскать. Сама же Додола снимала с вешал подсохшее и принималась за катку.
Княжий двор обстирать — дело нешуточное. Дюже придирчив был князь Велеба к чистоте платья, что сам носил и семья его. И потому по первости Стояне не доверялось ничего из пральных дел, кроме как золу просеять, мыльного раствору наготовить да развесить выстиранное на сушку. Дотошна оказалась старшая прачка, но Стояне и такая работа была не внове. Справившись с ней и совестясь праздностью, Стояна упрашивала прачку.
— Додола, давай и я тож покатаю.
— Иди уж, — отмахивалась та. — Чать, не дворня — гостья.
— Так что ж, что гостья? Зазорно мне без дела.
Наконец, Додола уступила, одобрительно поглядывая, как Стояна сноровисто управляется со скаткой и рубелем. Покуда светел был день, и думы у Стояны были светлы, да в работной суете и некогда было горевать. С наступлением же вечера одолевала её тоска и тревожила мысль — а ну как Велеба не даст помощи Белоречью?
— Додола, как думаешь, пошлёт князь воев в Белоречье? — спрашивала она у прачки, латающей при свете лучины исподнее.
— А чего ж ему не послать? — отвечала та, проворно орудуя иглой. — Он с батюшкой Велизара в походы ходил, сыновья их братались, как погубителям князя вашего не воздать-то?
— А ну как не пошлёт? — вздыхала Стояна.
— Может и не пошлёт, — так же спокойно отвечала Додола. — Драгомил полтыщи воев на юг увёл, неспокойно там. Велеба опаслив, Зареборье навряд без защиты оставит.
Взглядывая на опечаленную Стояну, прачка качала головой.
— Чем меня донимать, шла б на вечорки, себя б показала, на других поглядела. К кому тебе возвращаться-то? Оставайся в Зареборье. Девка ты ладная да справная, в работе ловкая. Суженого тебе сыщем.
— Не могу, — опускала глаза Стояна. — Вернуться мне надобно, очень.
Шли дни. Никто не приходил к Стояне, чтобы сообщить, что собрано для Белоречья могучее войско. Словно забыли о ней, о принесенной ею вести. На восьмой день Стояна решилась и сама отправилась в княжий терем.
