главы рода. За это следует изгнание и лишение всех титулов. Таковы правила! Таковы традиции! Без этого наше общество скатилось бы в хаос междоусобной войны. Только четкое следование всем правилам является гарантом мира на наших землях в частности и в империи в целом. А ты наплевал на них! К тому же ты являешься инициированным наследником крови. Только ты способен подпитывать Сердце, которое сдерживает рост аномалий на наших землях.
Выслушав патриарха, я собирался уже ответить, к в дверь негромко постучали. Евгений Алексеевич недовольно посмотрел на дверь.
— Войдите, — разрешил он, и на пороге возник дворецкий с конвертом в руках.
— Вам конверт, Ваша Светлость, из столицы. Срочный. — с поклоном произнёс он и протянул конверт Евгению Алексеевичу.
Патриарх взял конверт, вскрыл его и углубился в чтение. По мере прочтения, выражение его лица менялось с раздражённого на гневное. Видимо, скверные новости принёс дворецкий.
— Фёдор Николаевич, вы свободны. — сказал он, повернувшись к дворецкому.
Когда за ним закрылась дверь, патриарх резко встал и начал расхаживать по кабинету.
— Да они там совсем рехнулись все! — в сердцах Евгений Александрович пнул массивное кресло, которое, словно пушинка, отлетело к стене.
Отметив про себя силу главы рода, я всё решил полюбопытствовать:
— Что в письме?
Патриарх мазнул по мне нечитаемым взглядом, но ничего не ответил, продолжив расхаживать по кабинету. В конечном итоге он подошёл к окну, заложил руки за спину. Так он и простоял в молчании несколько минут, рассматривая пейзаж за окном.
— Ты же знаешь, как погибли твои отец и брат? — патриарх, наконец, отвернулся от окна и посмотрел на меня.
Я не знал. Этот пласт воспоминаний всё ещё был недоступен для меня, но патриарху не нужно было знать об этом. По крайней мере, пока. Поэтому я просто кивнул.
— Твой отец… он был мечтателем, опасным. Он верил в легенды о некой расе древних, которые могли путешествовать по мирам, как мы с тобой можем ходить из комнаты в комнату. А ещё он верил, что в некоторых древних семьях остались потомки этой самой расы, — на этом моменте патриарх фыркнул, видимо, вспомнил нечто забавное.
— А это не так, Евгений Алексеевич?
— Я в это не верю. Хотя после Великого плача всё возможно. Немногие могут сказать что с нашим миром было до катастрофы. Память стёрлась со временем, — он снова повернулся к окну. — Продолжу. Твой отец сошёлся с императором на волне общих интересов. Сначала это были просто доклады об изысканиях твоего отца, но потом они с императором подружились. Император, грезящий сказками, его дружок, княжеский наследник, тоже верит в сказки, всё это негативно сказывалось на настроении общественности. Аристократия начала делиться на фракции. Но император не замечал этого. Или не хотел видеть, — Евгений Алексеевич отвернулся от окна и прошёл к своему столу. Сел в кресло напротив меня и продолжил свой рассказ. — Когда твой отец в очередной раз пришел к нему и рассказал, что нашел в одной аномалии какой-то очень важный артефакт, способный пролить свет на то, кем же были на самом деле эти загадочные древние, император загорелся идеей и захотел составить компанию твоему отцу. К тому же была ещё вероятность отыскать подсказки о причинах появления в нашем мире аномалий и Великого Плача в целом. Но не сложилось, — Евгений Алексеевич горько усмехнулся и покачал головой. — Мальчишки… Я понимаю их. Кому не хочется быть героем и спасти мир?
— Мне не хочется, — поморщившись, ответил я.
— Ну-ну, — усмехнулся патриарх и хитро посмотрел на меня. — Видел я, как тебе не хочется.
— Хотеть и надо — это не одно и то же, Ваша Светлость, — возразил я.
— Ладно. Продолжу. Спешно был собран отряд и, не откладывая, они отправились к той самой аномалии, прихватив с собой твоего старшего брата. Он, между прочим, тоже разделял взгляды твоего отца. Владислав вообще был полной копией твоего отца. Идеальный наследник, идеальный будущий глава рода. Но эта идеальность его и портила. Он был слишком послушный, на мой взгляд. Ты другой, — глава рода в задумчивости затарабанил пальцами по столу и продолжил. — Когда они прибыли на место, граница аномалии имела странный оттенок — лазурный. Таких еще не встречали. Поэтому и классифицировать не смогли. Первыми вошли ближайшие телохранители императора, чтобы проверить обстановку. Затем они вернулись, доложив, что все в порядке. Только после этого границу аномалии переступили твой отец, твой брат и император в компании телохранителей. По словам очевидцев, как только они это сделали, граница аномалии резко сменила цвет с лазурного на черный. Это было похоже на ловушку. Как будто именно их и ждали.
— Граница аномалии сменила цвет как только они вошли? — решил уточнить я.
— Да. В этом и странность. Такого раньше не было. Границы аномалии никогда не меняли цвет, а тут вот взяла и поменяла. После этого все, кто остался с нашей стороны, пытались пробиться в аномалию, но не смогли. Что творилось по ту сторону границы, доподлинно неизвестно. Но, когда граница снова поменяла свой цвет на лазурный и все ринулись в аномалию, то обнаружили одни лишь трупы императора, его телохранителей и твоего отца с братом. Как видишь, история мутная и непонятная.
А вот я понимал больше, чем Евгений Алексеевич. И это действительно была ловушка… на друидов. Вернее, на носителей крови друидов. Пока я копался в своих догадках, патриарх продолжал рассказывать:
— После случившегося, аристократы разных фракций стали с удвоенным рвением интриговать и делить власть при императорском дворе. Ты же знаешь, что у императора два сына, — взглянул на меня Евгений Алексеевич. Это был риторический вопрос, но я всё равно кивнул. — Старший, он более мягкий и менее решительный. Но он законный наследник. Младший же, наоборот, полная копия своего отца, но только более жесток и категоричен в своих суждениях. У него только черное и белое, никаких полутонов. И многие хотят видеть именно его на престоле. Сейчас империей правит Совет Семи. Семь великих княжеских родов, в число которых входим и мы.
— И теперь Совет Князей собирает общий сбор, чтобы решить… — я начал понимать, куда дует ветер и решил ускорить рассказ.
— И теперь эти псы, выдвигают нам обвинения в предательстве, — лицо деда исказила гримаса ярости с примесью боли. — Они судачат там в своём
