— Зачем? — по голосу было понятно, что Лутарг удивлен.
— Этого тоже никто не знает, — ответил старик. — А что, в Эргастении об этом не говорят?
— Нет, — покачал головой Лутарг. — Не слышал. А остановить их что, нельзя?
— Нельзя. Они как ночь, проходят через все преграды.
— Как это? — заинтересовался мужчина.
Руки его покинули грудь и опустились на стол. Тарген подался чуть вперед, заинтригованный рассказом Сарина.
— Для них нет преград. Стены, решетки — как бы ни существуют. Идут они, и идут, как нет ничего.
— Духи что ли?
— Может и духи. Не ведаю.
— Знаешь что, старик?! Хватит уже этого! — вдруг проворчал мужчина.
— Чего этого?
— "Ведаю", "кумекаю" и дальше. — Теперь Лутарг явно веселился. — Не из черни ты, и не был там никогда. Притворяешься только.
— С чего это вдруг мне притворяться? — принялся отказываться Сарин.
— Вот и я хочу понять, с чего? — протянул молодой человек. — Может, тоже объяснишь?
— Тарген, я…
— Нет!
Что именно в тот вечер собирался сказать ему старик, Лутарг так никогда и не узнал. Истошный женский крик, раздавшийся из подсобных помещений, заставил всех мужчин в зале сорваться с мест и броситься на помощь.
Непонятным для других явилось то, как слепой оказался на месте первым, хотя трое мужчин изначально находились ближе к месту, откуда раздался призыв о помощи. Но когда посетители харчевни появились на кухне, он уже загораживал своим телом хозяйскую дочь, а у стены напротив, преклонив колени, стоял шисгарский каратель.
Прислушиваясь к гудению голосов за стеной, мальчик решил, что уже вечер, раз надсмотрщики освободились.
В его каморке всегда было темно — и днем, и ночью. Отслеживать бег времени, парнишка мог лишь по тому, как приходили и уходили люди из дома его хозяина. Если кто-то разговаривал, значит, смена закончилась и наступила ночь, которую он сейчас ненавидел даже больше, чем того, что владел им.
Паренек сидел, сжавшись в комок и стараясь не шевелиться, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, но свежие раны на спине невыносимо ныли, и мальчику время от времени приходилось менять положение, чтобы хоть немного облегчить боль.
Завтра к вечеру рваные полосы уже затянутся. Парнишка знал, что на нем все заживало очень скоро, но это не приносило ему радости.
"Мерзкая тварь, гаденыш, волчье отродье" — вот, что он заслужил за быстрое исцеление, помимо дополнительных ударов кнутом.
— Что там у тебя? — громко спросил кто-то из собравшихся в комнате мужчин.
— Так, домашняя зверюшка, — прогоготал хозяин, и от звука этого голоса мальчишка дернулся всем телом.
Хозяин. Он велел называть его только так. Всегда.
Когда он приносил ему поесть, когда приводил к себе в комнату ночью или же просто наведывался выместить злость, накопленную за день.
Всегда хозяин.
Этот урок парнишка усвоил намертво.
* * *
Застонав, Лутарг покрутил головой, пытаясь определить причину неудобства, и тут же был оглушен радостным воплем пожилого товарища.
— Очнулся!
— Тише, старик, — прохрипел мужчина, голова которого превратилась в каменоломню. Звон от вгрызающихся в твердь орудий стоял в ушах. — Что случилось?
— Говорил же тебе, уходить надо, — уже шепотом посетовал Сарин.
— Где мы? — спросил Лутарг, втягивая сырой и затхлый воздух. — Подземелье?
— Нет, стенная клеть для орудий, — развеял его опасения старик. — До утра посадили.
— Давно мы здесь?
— Не очень. Полночь еще не кричали.
— Что случилось?
Не ощущая на лице повязки, Лутарг заставил себя открыть глаза и оглядеться. Здесь было темно и тихо, почти как глубоко под землей, только воняло помоями, а не оседающей каменной пылью.
— А ты не помнишь?
— Мутно все, — отозвался мужчина, стараясь сложить всплывающие отрывки воедино. — Как кричали, помню, — после паузы добавил он.
— Нала, кричала, — вздохнув, уточнил Сарин. — Из-за карателей.
Когда старик упомянул про шисгарцев, для Лутарга все встало на места. Молодой человек вспомнил, как отодвинул девушку к стене и загородил ее собой, очертания фигуры напротив, разглядеть которою полностью ему мешала темная лента на глазах.
— И что потом?
— Потом? — раздраженно бросил старец. — Ты спас девчонку и разоблачил себя.
— Хватит недомолвок, — застонал Лутарг, привалившись к стене.
Голова и тело возмутились из-за передвижения — в боку кольнуло, а звон в ушах усилился.
— Какие уж тут недомолвки. Мужики в харчевне как увидели, что каратель перед тобой склонился, посчитали за лучшее сюда засадить, вдруг чужаком окажешься. Сами разбираться не стали, только отключили исподтишка, а назавтра коменданту сдать собираются, чтобы он сам соображал нашего ты роду или шисгарского.
— Да, и какого же я рода, Сарин?
В ожидании ответа, цепкий взгляд Лутарга остановился на маленькой дверце, ведущей в темницу. Чтобы пройти сквозь нее такому мужчине, как Тарген нужно было согнуться в три погибели.
Со своего места преграда показалась заключенному хлипкой и ненадежной.
"Посижу и попробую сломать, если засова нет", — подумал он, возвращаясь мыслями к старику и его тайнам.
— Что ты помнишь о своем детстве, Тарген? — сорвался неожиданный для мужчины вопрос с губ старика.
— Это не то, о чем я хочу вспоминать, — нахмурился Лутарг, отгоняя прочь непрошеные образы, вырвавшиеся из задворок памяти.
— Того, что было до Эргастении? — уточнил Сарин.
— Ничего, — просипел мужчина, мысленно возвращаясь в свой самый страшный кошмар.
В том сне были теплые и мягкие руки, которые обнимали его и гладили по голове. Были слова, произносимые ласковым голосов — "вырастешь и станешь похожим на отца". А потом все исчезало, и он бежал. Бежал, что было сил, стремясь найти и догнать, вот только не находил никогда.
— У меня не было детства, — для чего-то добавил Лутарг, стравившись с душевной болью.
Только это много раз пережитое во снах полувоспоминание могло расстроить мужчину настолько сильно, чтобы в груди что-то сжалось. Все остальное он давно перешагнул.
— Было, Тарген. Было, — ответил ему старик.
Если бы не тихий скрежет за дверью, Лутарг вероятно взорвался бы, но шум мгновенно вернул ему утраченное было хладнокровие. Мужчина подобрался, мышцы напряглись, готовясь к броску. Рядом затаил дыхание Сарин.
— Эй, вы! — донесся до пленников приглушенный женский голос. — Я сейчас вас выпущу.
— Хозяйка, — с облегчением выдохнул старец, пододвигаясь к двери.
