Действительно, смешно. С чего бы дракону оберегать какие-то ягоды?
— Ты правильно сделала, что решила их припрятать, — кивнул Келвин. — Драконам известно многое из того, что мы не знаем.
Юноша дрожал от усталости, ноги подкосились, он плюхнулся прямо между короткими крыльями. Язык дракона все еще оставался под камнем, в левом глазу зияла дыра. Келвин даже боялся подумать, что произошло бы, не пронзи копье мозг.
Неужели мать права и он действительно избранник? Ведь сбылось же одно ее предсказание — Келвин умел зачаровывать растения, и если окажется, что она не обманулась и в остальном, значит это не совпадение. Но ведь отец не верил в волшебство!
Подошла Джон с мечом в руках.
— Сними чешую, Кел, а то я устала. Слишком много работы.
Для тебя? — с отвращением спросил он.
— Ну, да. Ты старше, значит…
Но тут самообладание куда-то исчезло, девочка, рыдая, бросилась в его объятия, чуть не пронзив мечом.
— О, Кел, я так испугалась, вдруг ты погиб, а я даже не могу до тебя добраться!
Слезы промочили рубашку. Значит, она просто храбрилась, и, поняв, что не в силах помочь, решила собрать чешую в надежде, что брат очнется и все это глупое притворство! Как же рад был Келвин: а ведь она чуть его не одурачила.
Но девочка почти сразу же взяла себя в руки.
— Что-то я разнюнилась, — вздохнула она. — Прости.
— Думаешь, приятно думать, что тебе все равно, что со мной будет?
— Но мужчины не плачут.
— Джон, когда же ты смиришься с тем фактом, что…
Но сестра лихо выругалась.
— Ну ладно, — уступил Келвин, — во всяком случае я буду плакать, если тебя убьют, но ты права, работы здесь много. В сумке есть острый нож. Я возьму его, а ты меч, и если повезет, до полуночи закончим. Надеюсь, не собираешься капризничать и отлынивать?
— Нет! — вскочила сестра.
— Я так и думал.
Отобрав у нее меч, он попытался поддеть чешуйку. С большим трудом она отошла. Надрезав кожу, Келвин выдрал тяжелый кусок металла, поняв, что до ночи они вряд ли управятся.
— Вот видишь, как просто, — объяснил он и протянув меч сестре, отправился за ножом.
Он оказался прав. Только через три дня они собрали чешую со спины, перевернуть чудовище не было сил. Огромное тело быстро разлагалось, стервятники кружили все ниже, и могли привлечь внимание охотников за легкой добычей. Пора подумать, как незамеченными вернуться с сокровищами на ферму.
Брат и сестра навьючили на бесхвостого Мокери тяжелые переметные сумки с кое-как отмытой чешуей. Избавиться от мерзкой вони оказалось невозможным.
Келвин велел девочке шагать сзади и отгонять мошек — ведь ослу теперь даже отмахиваться было нечем.
— Слушай, может выбросить наше добро? Хотя сковороды и одеяла еще могут пригодиться, пусть даже Мокери и вывалял их в реке.
— Купим другие. На одну чешуйку дадут кучу одеял, на все жизнь хватит!
Они спустились с горы.
Солнце ярко освещало двух новоявленных богачей. Келвин с облегчением думал, что теперь не о чем беспокоиться: Шарлен не будет ни в чем иметь нужды, и Хэл тоже. Они отдадут чешую ему на хранение — отчим честен и никто не обманет.
Внезапно, словно по волшебству, из-за поворота показался огромный боевой конь. Всадник был одет во все черное. На обочине покачивались кусты: должно быть человек ждал в засаде. Выхватив острый меч, он хрипло прорычал:
— Кошелек или жизнь!
Несчастье! Беда!
Келвин судорожно сглотнул:
— У нас нет денег, — умоляюще прошептал он, прекрасно понимая, что разбойнику ничего не стоит обыскать их поклажу.
— Конечно нет, только полные мешки чешуи, — уверенно кивнул незнакомец. — Вы что, нашли дохлого дракона?
— Нет, — начал было Келвин, но тут меч разбойника со свистом рассек седельные гужи и сумка свалилась на землю.
Золотые пластинки разлетелись во все стороны огненным дождем. Мокери протестующе оглянулся.
Келвин, охнув, выхватил из ножен меч и… смог только беспомощно наблюдать, как он, вылетев из его руки от меткого удара разбойника, вертясь, летит по воздуху.
— Не вздумай еще раз проделать такую штуку, сынок! — рявкнул бандит. — А ты, рыжий, брось пращу, а не то заставлю тебя съесть собственные уши!
— Да накажут тебя боги, конский навоз! — воскликнула Джон.
Бандит угрожающе обернулся.
— Делай, что говорят, щенок, или…
Праща описала в воздухе широкий круг, но прежде чем из нее вырвался камень, всадник послал лошадь впереди, схватил девчонку за плечи, начал бешено ее трясти. Голова Джон беспомощно моталась, колпак слетел, длинные волосы рассыпались по плечам. Только тогда разбойник отбросил ее от себя. Джон отлетела на несколько шагов, уронив пращу. Лицо ее смертельно побледнело.
— Ты похож на паршивую девчонку, — пробормотал бандит. — Может, подрезать тебе вихры?
Джон выкрикнула словечко, за которое заработала бы трепку даже в своем не очень-то строгом дому.
Бандит рассмеялся.
— Значит внешность обманчива, а? Говоришь, как настоящий мужчина!
Он не услышал облегченного вздоха Келвин. Все было и без этого достаточно плохо.
— Ну, вы, грузите чешую на осла, — приказал бандит, — да привяжите хорошенько сумки.
Дети молча работали. Когда все было кончено, разбойник подъехал к Джон и одним рывком поднял девчонку, перекинул ее через седло.
— Этого продам на рынке! — объявил он Келвину. — Кнут надсмотрщика научит его манерам. Наглый щенок!
Он дал Джон подзатыльник, но девочка ловко извернувшись, укусила его за руку, и что-то сказала, немедленно заработав второй. Келвин ринулся к лошади, схватил поводья и поднял руку, пытаясь отвести удар меча. На мгновение перед глазами мелькнуло искаженное темное лицо, растянутые в гримасе губы, обнажившие желтые зубы, застарелый красный шрам, тянувшийся от правого угла рта к косому глазу.
Через секунду Келвин обнаружил, что лежит в канаве, а в ушах отдаются пение птиц и дробь копыт боевого коня, уносившего похитителя и добычу. Еще раз Келвин доказал свою полнейшую беспомощность.
Джон давно перестала сопротивляться, поняв, что чем яростнее она вырывается, тем крепче хватка разбойника, и пройдет совсем немного времени, прежде чем тот обнаружит, что перед ним девушка.
— Ну что, растерял задор, гаденыш? — издевательски хмыкнул бандит. — Знаешь, куда я тебя везу? И что с тобой будет?
— Ты сказал, на Рынок Мальчиков.
Джон знала, что это такое.
Беглецы, малолетние преступники, сыновья, отобранные у родителей за неуплату налогов, даже похищенные мальчишки продавались там, как скот, чтоб стать рабами на плантациях, шахтах, гребцами на галерах. Закон Рада это позволял, и мальчики оставались в неволе, пока не достигали совершеннолетия, двадцати пяти лет. Правда только немного доживали до этого возраста.
