— Праздничный Дворец — не вертеп беззакония, — произнес я с расстановкой. — Только потому, что он управляется Сенсатами, народ распускает про него самые нелепые слухи. Гляди сюда, я покажу тебе.
Я вытащил его на середину улицы, откуда лучше всего было видно небо. Как я уже говорил, над Сигилом нет неба как такового. Город представляет собой колесо, точнее его внутреннюю поверхность, окружностью около двадцати миль. Взглянув вверх, вы сможете разглядеть сквозь задымленный воздух противоположную сторону Сигила в пяти милях над головой. У Городских Казарм, где мы находились, было хорошо видно ярчайшую область ночного города — Праздничный Дворец. Он сиял гостеприимным желтым светом, а вокруг него толпились сотни огоньков поменьше: концертные залы, ночные заведения и, конечно, пара другая борделей, существовавших для того, чтобы удовлетворить горожан с запросами, не ограниченными простым желанием надраться разбавленным пивом в грязном трактире.
— Вот это, — указал я, — и есть Праздничный Дворец. Там можно послушать оперу, или симфонический концерт, или посмотреть на дрессированных медведей. В нем есть три художественных галереи, богатейший в мультивселенной музей древностей и арена, где каждую ночь можно смотреть состязания, которые не повторяются никогда. А если желаешь выпить, в центральном баре тебе предложат вино настолько изысканное, что испаряется прямо на языке; или зелье, такое крепкое, что ты не только опьянеешь до конца жизни, но пьяными будут и твои дети, и даже внуки. Теперь ты хоть представляешь, что это место в состоянии предложить?
— Праздничный Дворец… — мечтательно проговорил Иезекия. — Дядюшка Тоби рассказывал, что там есть такое место, где женщины… — Он приблизился и прошептал мне на ухо.
— Ах, это, — хмыкнул я, — ну это представление, которое идет в перерывах на арене. А ты думал, зачем все сидят и смотрят всякие состязания, которых раньше в глаза не видели?
— Тогда идем скорее! — воскликнул парень и устремился вниз по улице. Огни Дворца горели в его глазах.
* * *
Обычно я никогда не выхожу на ночные улицы города без любимой рапиры, доставшейся мне в наследство от отца, потому что даже у самых освещенных бульваров есть переулки, где можно встретить бандитов или кого похуже. Однако лишь Законники и стражи Гармониума имеют право носить мечи на территории Городского Суда, поэтому, отправившись работать над заказом, я был вынужден оставить свое оружие дома. И теперь, проходя ночью через весь город, я чувствовал, как сотни глаз следят за мной из каждой тени.
К счастью, в эту ночь весь Гармониум был на ногах: стражи стояли на всех основных перекрестках и сновали по улицам с некими поручениями. К слову о стражах, через какое-то время я заметил, что за нами по пятам следует дородного вида женщина дварф (по крайней мере, она показалась мне женщиной, хотя у этих дварфов не разберешь). На ней не было обязательного платка, но характерная походка выдавала в дварфе патрульного Гармониума. Без всякого сомнения, она была подослана моим знакомым сержантом, чтобы проследить за тем, как я попытаюсь ускользнуть от Иезекии для осуществления своих преступных замыслов.
Чем больше я размышлял, тем разумнее казалась мне мысль оставить Иезекию при себе. Мы оба стали невольными свидетелями кражи, которая вполне могла быть частью некоего крупного заговора. Если я оставлю его на произвол судьбы, он рано или поздно попадет в какой-нибудь "вертеп беззакония" и все разболтает в обществе шлюх и бандитов. Слухи тут же разлетятся по всем трущобам Сигила и, в конце концов, достигнут ушей тех самых воров. Может быть, они решат наплевать на то, что их видели за работой, но могут и подумать, что разумнее убрать лишних свидетелей.
Иезекии первому перережут глотку. А затем они придут за мной.
Взглянув на ситуацию в таком свете, я решил, что Иезекию стоит держать при себе — для его же собственной безопасности, ну и для моей тоже — по крайней мере, до тех пор, пока не удастся спихнуть эту заботу на кого-то другого. Может, переговорив с госпожой Ирин, я смогу найти для мальчишки более подходящую няньку.
* * *
С таким количеством стражи на улицах города, мы добрались до Праздничного Дворца без каких-либо инцидентов, если не считать полдюжины случаев, когда мне приходилось вырывать Иезекию из рук потрепанных "ночных бабочек". Простаку было невдомек, что означают слова: "Эй, парни, попариться не хотите?". Ему, наверное, все больше казалось, что в Сигиле полно бань, работающих круглые сутки
Провести Иезекию к Дворцу через ближайшие к нему кварталы оказалось еще сложнее. Да и что я мог сделать; чародеи, флейтисты, акробаты — все подходы к Дворцу были наводнены сотнями талантливых и неподражаемых артистов, посвятивших свои жизни искусству привлечения внимания случайных прохожих. Я заметил, что мой спутник то и дело запускает руку в свой кошелек, чтобы найти монеты для очередного уличного музыканта, и делает это слишком уж часто и расточительно. Я удивился, как в этом маленьком и тощем кошельке могло лежать такое количество серебра? Не иначе как еще один магический фокус от славного дядюшки Тоби.
Проходя мимо всех этих певцов, жонглеров и акробатов, я чувствовал себя виноватым за то, что мне приходится торопить парня к апартаментам госпожи Ирин. Впервые оказавшись в Праздничном Дворце, Иезекия имел шанс испробовать все, что можно себе представить… если бы только нашелся способ удержать его от неприятностей.
Прикидывая, как выйти из этого затруднительного положения, я заметил знакомое лицо и помахал рукой в знак приветствия. Лилиан фа Лиранилл было тридцать два года, так же как и мне, но она по-прежнему выглядела юной, и это являлось предметом ее гордости. Мы вступили в Общество Чувств одновременно, на одном посвящении, и с тех пор питали друг к другу самые лучшие дружеские чувства.
Лилиан была не просто удивительно жизнерадостной женщиной, она, казалось, могла получать удовольствие от самых простых вещей, самых обыденных сторон жизни. Однажды я наблюдал за тем, как она пишет письмо своему другу, прерываясь каждые три секунды, чтобы поразмыслить, каким цветом вывести следующее слово. И не важно, какой цвет Лилиан выбирала, она всякий раз весело хихикала, любуясь полученным результатом. Нельзя было найти более подходящего и столь ангельски очаровательного проводника по соблазнам Дворца, чем Лилиан.
Признаться, она была столь же хороша и в роли натурщицы.
— Лил, — сказал я, для чего мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать пару стоявших поблизости барабанщиков, — это Иезекия Добродетельный. Он раньше никогда не был в Сигиле.
