Я не понимала, о чем он говорит. Бред какой-то. Да и сил концентрироваться не было.
14-е, Май, Больница святого Лукаса, Прага, 03:23
В очередной раз, потеряв сознание, я проснулась в больничной палате, как и обещал Мишель. Во время нынешнего пробуждения подсознание не предоставило мне скидки медленного осознания того, что случилось. Все воспоминания выстроились в дружную шеренгу и просто махом свалились на мою гудящую голову. Дернув руками и ногами, я счастливо осознала, что не связана и не прикована к койке. Ступни не резали и не крутили меня болями, но тупо ныли. Следов операции на теле я не обнаружила. Мне надо было срочно выбираться из больницы.
Я лежала в отдельной палате, наверняка, благодаря стараниям месье Ревье. На мне была больничная сорочка, а так же какие-то провода, подключенные к различным датчикам и аппаратам. Провода я с себя содрала, радуясь, что я не подключена к капельнице. Найдя в шкафу свою одежду и сумочку, я первым делом проверила ее содержимое. К моему ужасу ни документов, ни денег в ней не было. Старания Мишеля. Выглянув в окно, я поняла, что нахожусь на этаже не ниже девятого. Значит, через окно сбежать не получится. Я переоделась в собственную одежду, собрала в хвост распущенные волосы и осторожно выглянула из-за двери палаты. Наверное, надо было заглянуть в свою карту с диагнозом, что висела на спинке кровати. Но чешского языка я все равно не знала, какой тогда смысл?
В слабоосвещенном коридоре никого не было. В конце коридора стоял стол главной сестры, видимо, которая переутомилась за день и задремала. Скорее всего, лифты и лестницы в том направлении. Но, памятуя уже известный опыт пользования лестниц и лифтов, в которых обязательно будет висеть зеркало, я задрожала. Деваться все равно, как ни крути, было не куда. Поэтому пришлось направиться к выходу. Пройдя на цыпочках мимо сестры, я нажала кнопку вызова лифта. Наверное, стоило лучше спуститься вниз пешком, что бы не будить дежурившую, но я решила, что больше никогда ни на одну лестницу ни ногой. Тем более что помимо порезов, теперь моя правая вывихнутая нога еще была и перебинтована эластичным бинтом. Лифт с шумом приближался. Я настороженно уставилась на сестру, которая пошевелилась. Но затем опять ушла в глубокий сон. Двери лифта открылись и я, не медля, шагнула внутрь. Стараясь не смотреть на зеркальную стенку и став к ней спиной, я нажала первый этаж. Мое сердце ушло в пятки. Я ощущала, за спиной стояло мое собственное отражение с черными провалами вместо носа, рта и глаз из которых текли кровавые слезы. Что за кошмар происходит со мной? Тихо скуля от ужаса, я была несказанно счастлива, когда опять оказалась в холле, где были живые люди. Вылетев из лифтовой кабины, я зареклась смотреть в зеркала. Глубоко вздохнув и выдохнув, я направилась к выходу. В никуда. На меня никто не обратил внимания. Видимо приняли за родственницу одного из здешних больных обитателей. Выйдя под ночное небо, я почувствовала освежающую прохладу, и мне сразу стало легче. Хромая и жалкая, я направилась, куда глаза глядят.
Я не знала, куда мне идти и к кому обратиться за помощью. У меня не было ни денег, ни, что еще хуже, документов. Надо обратиться в посольство. Они должны помочь. Но я была уверена, что Мишель первым делом будет искать меня там, когда обнаружит, что я сбежала. А может к тому времени, я уже расскажу все полиции и позвоню Андрею. Он, конечно же, будет жутко зол. Но он обязательно приедет и поможет мне.
Впервые Прага показалась мне огромной и безлюдной. Я не знала к кому обратиться, чтобы узнать адрес посольства. Увидев полицейского в форме, что, зевая, стоял у патрульной машины, я направилась к нему с надеждой на то, что он мне поможет. Его взгляд безразлично скользнул по мне. Я почему-то остановилась. Внутренний голос зашептал, что к нему подходить мне нельзя. На нем будто был след Мишеля Ревье. Холодом обдало спину, в горле засвербело. Я сделала шаг в обратном направлении от полицейского. Потом второй. Затем быстро зашагала, закусив губу от боли. Отчаяние овладело мной, расплющив сердце в своей костлявой руке. Улицы сменялись, в окнах начали зажигаться светильники, люди готовились отправиться на работу. Я брела одна. Только боль в ступнях и жуткое отражение в витринах сопровождали меня.
Увидев впереди парк, в котором не должно было быть ни магазинов, ни кафе с большими окнами, из которых на меня пялилось мое искореженное изображение, я направилась туда. Сев на первую попавшуюся мне лавочку, я сгорбилась от невеселых дум. Мне было холодно и хотелось есть. Уже начало светать. А кто-то все еще нежится в своих кроватях, под теплыми одеялами, на пуховых подушках. У них все хорошо и упорядоченно. У них не порезаны ноги. За ними не гонится чокнутый наркоман. На них из зеркала не прыгают кошмары. В общем, никакие демоны не вторгались в их жизнь. Я тихонько заплакала, моля Бога о помощи. Сидя на лавке в чужой стране, мне больше не к кому было обратиться. Я не могла сама противостоять таким обстоятельствам. Это не в моих силах.
Я подняла заплаканное лицо к небу, сжав в ладони нательный крестик, который когда-то мне подарила моя бабушка. Как же давно это было.
— Помоги мне, Господи, не оставляй меня. — Это все мистические события? Или расстройство моей психики? Шизофрения или действительность? Я не знала. Слезы ручьями бежали по щекам, я, не стесняясь, всхлипывала. — Покажи мне, куда идти! Что делать, скажи! Как я могу справиться с этим? Что происходит со мной? Что это все значит?
На горизонте поднималось солнце. Его красный диск был абсолютно равнодушен к моему отчаянию. Оно как вставало миллионы лет назад, когда кто-то плакал на этом же месте, так и будет вставать еще миллионы лет. И уже не будет здесь этой улицы и парка рядом. Не будет этой лавочки, что позволила моим истерзанным ногам передохнуть. А кто-то будет время от времени плакать на этом месте.
— Никогда ты не казалось мне таким холодным, солнышко.
Но солнце не обратило на меня внимания. Я судорожно вздохнула и встала с лавки, что бы дальше искать убежища. Повернувшись к дороге, я зажмурилась. Солнечные лучи, отражаясь от золотых куполов православной церкви, били мне прямо в глаза. Я заворожено уставилась на крест на фоне утреннего голубого неба. Никогда не думала, что буду так счастлива, направляясь в церковь. Я никогда особо не верила в искренность церковнослужителей. Церковь — это отдельный мир политики. Но именно в тот момент, я воздала благодарственную молитву Всевышнему за помощь.
Подходя ближе, я все же поймала сомнения, носящиеся в голове, как стая голодных комаров, жужжащих: "Да брось! Это же церковь. И там всего на всего люди работают, а не святые! И у них тоже есть ворох своих проблем". Но я упрямо шла, не слушая свои опасения и морщась от боли в ступнях. Бинты намокли от заново начавших кровоточить ран, вывихнутая нога ныла, я сжимала челюсти, чтобы не заорать от боли. И от страха. И от отчаяния. Но пока надежда есть, ведь так? Вот если мне откажут, в таком случае я смогу переживать, а пока нечего и думать. Перекрестившись у калитки, я вошла в выметенный начисто двор. Подойдя к дверям церкви, я еще раз перекрестилась, поклонилась и открыла дверь.
