— Кукбара? — в третий раз спросила я.
— А вот теперь ты совершенно права, девочка, — ласковый грудной голос отозвался мне. Я выключила воду.
— Подайте мне одежду, если вам не сложно.
В кабинку просунулась рука, держащая мои шмотки, закутанная белой шалью.
— Спасибо.
— Тебе спасибо, Брижит, ты привела сегодня замечательного паука. Его зовут Эдгард Эоне фон Зох. Слишком красивое имя для такого типа, он кошмарен, настоящий паук. Спасибо, такие редкие экземпляры на улице не валяются. Великолепный делирий!
— Самое страшное, что я подобрала его именно на улице, — мрачно сказала я.
Кукбара гортанно рассмеялась:
— Судьба иронична, ничего не поделать. Я приглашаю, заходи ко мне. Мне было бы интересно поговорить с тобой.
— О чем нам разговаривать? — ни с того ни с сего я вдруг начала злиться.
— Например, о том, что значит, на самом деле, твоя связь с Виктором и кто это девица в белом, — Кукбара перебирала полу своей шали.
Внезапно, за ее спиной раздалось шипение. Как змея к нам подползала какая-то больная. В руках у нее был шарф.
— Осторожно, — только и успела крикнуть я.
Кукбара развернулась и из-под полы ее одежд вдруг выскочил хлыст. Она схватила его и ловко зацепила им обидчицу, но та вырвалась.
— Кончилось твое время, Кукбара, — шипела больная, — Кончилось. Хватит с нас твоих истязаний. Мы хотим жить.
Я юркнула в душевую кабину и наблюдала через щелочку за тем, что будет.
— Ша, — тихо сказала Кукбара и расправила хлыст.
— Отпусти нас, — прошипела больная и бросилась на Кукбару, выбила из ее рук хлыст и накинула на шею шарф. Кукбара вцепилась в шею нападавшей, и отчаянно лягала субтильную убийцу ногами. Но та вцепилась мертвой хваткой в горло директора цирка говорящих пауков. Кукбара краснела и хрипела, но не сдавалась.
Я, было, сделала шаг, чтобы прийти на помощь, но убийца подняла на меня горящий взор и прошипела:
— Она и тебя возьмет, она всех нас заберет. Ее надо убить!
Кукбара воспользовалась тем, что соперница отвлеклась. Наконец, ей удалось сбросить с себя нападавшую. Фон Шпонс подхватила свой хлыст и несколько раз сильно ударила женщину по спине. Хлыст свистел, опускаясь на нападавшую. Женщина выла и ругалась. Кукбара же силы не сдерживала.
— Знай свое место. Плохая, очень плохая паучиха, — спокойно приговаривала она.
На моих глазах женщина съежилась и почернела, обросла густой шерстью, руки и ноги ее истончились. Передо мной стояла жирная, не совсем обычная, но вполне узнаваемая паучиха.
Кукбара занесла хлыст для последнего удара, а когда опустила его на спину насекомого, то я закричала.
Собственный крик разбудил меня.
— Кошмар? — позевывая, спросил ван Чех, — Чего-то ты бледненькая. Выпить хочешь?
— Хочу. Очень.
— Давай рассказывай, что видела.
Я выложила все, как на духу.
Доктор мрачнел с каждым словом и в конце концов сказал:
— Пойдем к Пенелопе, и пусть теперь только попробует отвертеться.
— Здравствуйте, мои дорогие, я заждалась вас, — навстречу нам из своего кресла поднялась Кукбара фон Шпонс. Правда она не совсем была на себя похожа, скорее это все-таки была Пенелопа. Я не могла понять, я звериным чутьем определяла, кто передо мной: Кукбара или Пенелопа. Неуловимая разница присутствовала в их обликах. Кукбара была какой-то злобной, в ней словно вот-вот должна была разжаться пружина ярости. Пенелопа была спокойной, мягкой, даже движения ее были плавными и интонации пластичными. Кукбара была несколько резка и голос ее был громче и ниже, хотя она очень старалась пародировать Пенелопу в этом отношении.
Словно две сестры-близнеца они были очень похожи, но все-таки Пенелопа и Кукбара были разными, очень разными. Но верить, ни одной, ни другой мне не хотелось.
Доктор Октео ван Чех стремительно прошелся по палате и сел возле окна на кресло, где только что сидела Пенелопа. Он размашисто положил ногу на ногу и забарабанил пальцами по подоконнику. Долго доктор смотрел в окно и молчал.
— Что за… дела ты творишь? — сурово сказал он.
Пенелопа грациозно села на кровати, тоже закинула ногу на ногу и расправила широкую черную юбку. На лице ее было написано выражение святой невинности. Она посмотрела на меня и улыбнулась только краешками губ. А потом вдруг подмигнула мне правым серо-зеленым глазом.
— Я не понимаю тебя, Октео. Врываешься, не здороваешься, занимаешь мое любимое кресло, задаешь странные вопросы, — она расправила складочку на юбке. Я приметила, что для ее пухлых рук пальцы у нее изящные. Она ими любовалась.
— Перестань называть меня вторым именем, — пробормотал доктор ван Чех, — я тебе не мальчик! — он резко вскочил на ноги и стал расхаживать по палате, — Что ты творишь, Пенелопа?!
— Ты не боишься вести такие разговоры при девочке? — невозмутимо поинтересовалась Пенелопа.
— Это напрямую меня касается, — возмутилась я.
— Кто из нас троих сошел с ума? — рассмеялась Пенелопа, — вы или я? То, что ты девочка видишь странные сны, еще не означает, что я тут в чем-то виновата.
— Вот ты и попалась, — медленно проговорил ван Чех, — мы ничего не упоминали о снах.
— Это просто вычислить. Посмотри на девочку, она же сновидец, как пить дать, — Пенелопа улыбнулась и левый глаз, теперь ярко-голубой зловеще сверкнул.
— Не морочь мне голову, Пенелопа, — прорычал доктор и схватил больную за плечо, — Ну-ка, быстро объясняй нам, что происходит?!
— Ты сам все понимаешь, поэтому так и злишься, — улыбнулась болезненно Пенелопа, мощная рука доктора не отпускала ее.
Я смотрела на них и вдруг совершенно неожиданно какая-то залетная мысль пронзила меня.
— Вальдемар, доктор, — я сорвалась на крик, — В больнице наверняка умерла женщина, или пропала, но наверное она умерла. Щуплая, такая не очень высокая, у нее короткие седые волосы. И руки очень костлявые и сильные. Глаза серые.
Ван Чех резко на меня обернулся, в глазах его читался смертельный страх.
— У нее в руках или где-то рядом будет ваш шарф… По-моему, это был ваш шарф, — тихо закончила я.
— Откуда? — прошептал он.
— Я же рассказала вам сон, сейчас я поняла к чему он.
Доктор вылетел из палаты белым вихрем, оттолкнув меня с дороги.
— А ты молодец, — низкий грудной голос вывел меня из ступора, — Не думала, что ты так быстро раскусишь свой сон. Вообще-то все это было на самом деле. Только не в больнице, а в пограничье. Пограничье там, где и я. Настоящая я.
Если хочешь, я расскажу с самого начала, все, что тут происходит. Садись и слушай.
