— Мы все ходы промыслили, — отозвался Иголка. — Злодеи тока туда побегут, а мы уже навстречу. Или, что лучше — со спины. А получается так, потому что злодеи тупые, и дорога у них одна — на трон. А наше великофюрерское превосходительство умное, на троне давно сидит, и путей у него много.
Разработанный Кувалдой план произвел на бойца сильное впечатление: фюрер, который в последнее время демонстрировал исключительно апатию и безволие, провел секретное совещание с уйбуями Шибзичей, увлек их перспективой поквитаться за накопленные обиды и отдал ряд предельно понятных приказов, выполнение которых гарантировало победу над мятежными сородичами. А потому восхвалением руководства Иголка занимался серьезно, без грана привычной иронии.
— Каких еще путей? — не понял Контейнер, которого на секретное совещание не допустили.
— К светлому буфущему, мля, — рубанул одноглазый. — А теперь тихо!
— Почему?
— Потому что во фворе бунт начинается, — спокойно ответил Кувалда, осторожно выглядывая из окна. — Нароф желает канцлера сковырнуть на фиг.
— А чо, я не понял, вискаря сегодня не будет?
— Сказано — за деньги.
— За какие?
— За настоящие.
— Это, типа, прикол тупой?
— Сам тупой!
— Я о приколе.
— А-а…
Объявление о том, что семейный вискарь отныне будет продаваться, а не раздаваться, вывесили еще утром, но попривыкшие к халяве Шапки продолжали упорно ждать бесплатной раздачи пойла. Не верили они, что Кувалда рискнет обидеть любимый и любящий его народ. Утро прошло относительно спокойно — после вчерашнего дикари пробуждались неспешно, и кворума во дворе не оказалось. Днем толпа подросла, но многие, поверив бумажке, поругались, уныло развели руками и расползлись по своим делам, так что проблем не возникло. Зато вечером изголодавшийся народ, подстрекаемый подосланными Чемоданом провокаторами, перестал безмолвствовать.
— Я всегда говорил, что Копыто жадный, как шас!
— Продал нас, скотина!
— Кому?
— Ты же слышал — шасам! Будем теперь на них горбатиться!
— Или на челов! Копыто всегда с челами ходит!
— Зря его ханцлером сделали охусарствленным!
— Из него такой ж ханцлер, как из Кунтика — фюрер.
— Потому что оба они пройдохи! — завопил Чемодан. И резво взобрался на пустую бочку из-под виски. — Копыто и Кувалда воруют у нас исконный вискарь, мля!
Вовремя брошенное обвинение произвело эффект разорвавшейся бомбы. Полутрезвый народ, раззадоренный непонятным отсутствием халявного пойла, мгновенно повелся на уверенные речи Гнилича.
— Как это — воруют?
— А девают куда?
— Не мути, Чемодан! Если правду знаешь, то давай ее сейчас! Народ знать желает!
— Пусть Чемодан скажет! Он честный!
— Ура Чемодану!
— И я скажу! — пообещал Гнилич.
— Мозги не морочь! Пусть народ сам решит, чего ему надо обещать!
— Вискарь давай!
— И дам!
— Чо?
— Откуда у тебя?!
— Я не такой, как Кувалда! — рявкнул Чемодан. — Я не буду вас вчера заманивать халявой, а сегодня совать фигу с маслом!
— И без масла даже!
— Вот именно: просто фигу, мля! Я всегда говорил, что виски существует для народа, а не народ для виски!
— Да!
— И все бухло общее, потому как нам надо!
— Да!
— И не фига терпеть больше! Нужно твердо заявить, что это наш источник!
— Да!
— Что мы должны купаться в вискаре!
— Да!
— Вся власть народу!
Последний лозунг потонул в радостных воплях разгоряченной публики.
— Чо тама происходит? — вяло осведомился сидящий в углу Копыто.
— Народ бунтует, — браво ответил Степаныч.
— С кем?
— Не с кем, а против кого, — поправил Шапку чел.
— И против кого?
— Против тебя, канцлер.
— А-а… — Копыто выдавил последние капли из бутылки, залпом опустошил стакан, утерся рукавом и продолжил расспросы: — Вискаря хотят халявного?
— Ага.
— А мы не дадим.
— Стрелять будем?
И этот простой, в сущности, вопрос вызвал бурю негодования.
— Мля, чел, ты совсем сбрендил? — возмутился Копыто, швыряя бутылку в стену. — Тама ведь не Чудь сюда рвется какая, а свои, в натуре. Хоть и Гниличи с Дуричами, но все же Шапки. Как можно в них стрелять?
— То есть не будем?
— То есть… — Копыто поднялся со стула, сделал пару шагов и остановился у неподвижного хвана, которого искренне считал големом. — То есть будем, конечно, стрелять, но не сразу.
— Вот и хорошо, — успокоился Степаныч.
Но канцлер его не услышал.
— На фига, спрашивается, Сиракуза тебя сюда переставил? — произнес Копыто, задумчиво дергая «голема» за волосы. — Толку от тебя никакого, кукла хренова.
— Он одним своим видом половину твоих сородичей распугает, — проворчал Степаныч.
— А вторая половина меня повесит.
— Почему же не слинял?
— Не твое дело.
Сам Степаныч, по договоренности с Ваней, готовился эвакуироваться в последний момент, только в том случае, если бунтовщикам удастся прорваться в подвал. Уходить чел планировал с помощью портала и мог без труда прихватить с собой Копыто.
— Я ведь не для того в вискиделательную машину вложился, чтобы ханцлером образоваться, — негромко произнес уйбуй. — Сам, конечно, не додумался, но когда Сиракуза предложил — повелся. Потому что хотел поменять что-то…
— И тебе удалось, — серьезно ответил Степаныч.
— Правда?
— Конечно. — Чел помолчал, после чего уверенно произнес: — Поверь, Копыто, чем бы сегодняшний день ни закончился, народ тебя не забудет. Считай, что ты уже в истории.
— Да уж, мля, вляпываться я умею.
… Замысел Чемодана удался ровно наполовину.
Поднять разозленный народ уйбую удалось без особого труда. Толпа, основное ядро которой составляли Дуричи и Гниличи, быстро воспылала лютой злобой к жадным и лживым вождям и ломанулась… А вот куда именно ломанулась толпа, оказалось для Чемодана полной неожиданностью. Вместо того чтобы заняться свержением ненавистного режима, нетрезвомыслящие сородичи бросились на штурм «Средства от перхоти», здраво рассудив, что если они где и добудут виски, то только там.
— Куда?! Куда прете?
Но остановить распаленных Шапок не представлялось возможным. Дикари услышали главное: «Вся власть народу!» — и рванули устанавливать ее, родимую, стараясь в первую очередь захватить самое дорогое.
— Склады, склады вскрывайте! — надрывался какой-то боец. — В задней комнате они!
— Ящики не побейте!
— Все вытаскивайте!
