— А кто писал? — заинтересовалась Елена. Подошла Кара, поставила ещё пару стаканов, села. Олеся мысленно застонала: осознала, что говорила по-русски, и надо снова переходить на английский. Не то чтоб у неё были большие проблемы с грамматикой или словарным запасом, но уставала она от английского так, словно кирпичи таскала.
— Ну… Мама Насти тоже путешественница.
Настя перестала всхлипывать и выпрямилась. На её покрасневшем, помятом лице было написано такое удивление, которое иначе как охуением на назовёшь.
— Мама? — сказала она хрипло, — Моя мама?
— Твоя мама, — вздохнула Олеся, — Я всё твоё окружение проверила. Твоя мама до рождения твоего брата была ого-го путешественница. Триггер у неё, правда, был так себе.
— Нет, погодите, — Настя подалась вперёд, торопливо стирая со щёк влагу, — Мама не пьёт никогда! Шампанского глоток на Новый год… Ей нельзя. У неё печень!
— Печень, ага, — Олеся дёрнула носом как недовольный ёжик и хорошо отхлебнула из стакана, проигнорировав соломинку, — А Светка, когда сообразила, в чём дело, стала говорить, что у неё на алкоголь аллергия. Тоже выход.
— А это ты откуда узнала? — спросила Елена.
— Спросила, — Олеся развела ладони в стороны как мультяшный персонаж. Все уставились на неё — все пятеро, и сильнее всех поражённая Настя поинтересовалась:
— И мама вот так просто рассказала?
— Ну да. Я же стражница. Я всех знаю, и её прежнюю наставницу, и про их связи с Соней. Меня больше удивляет, что ты решила, будто стихи писал твой брат.
— Я их нашла у него в столе, — Настя медленно подняла ладони, прижала к щекам, — А мама… но почему…
— Но почему она не поняла, что у неё в семье растёт супер-толкачка? Что её сына толкнула сестричка? — Олеся ещё отхлебнула напитка, который был очень холодным и дико газированным. — Потому что ты тоже та ещё штучка. Тебя тоже никто не видел просто. Тот случай не посчитали «нашим», потому что ты никому не рассказала, как было дело на самом деле. — Олеся поставила со стуком стакан на стол и уставилась на Настю.
— Но стихи от имени мужчины, — неуверенно сказала Настя.
— Аргумент, — ответила Елена, — Вернёшься — спросишь у мамы, почему. Сейчас это вообще неважно.
— А что важно? — Настя подняла взгляд и, всё ещё держась ладонями за заплаканные щёки, с надеждой посмотрела на Елену.
Елена усмехнулась и сложила руки на столе.
Глава 58.
Раскрытая «тетрадь» лежала на столе перед Еленой. Олеся, которая за прошедшие месяцы успела чуть ли не наизусть выучить её содержимое, по положению страниц знала, что Елена открыла записи о замках. Остальные, и прежде всего, Настя, смотрели на невзрачную потрёпанную книгу с подозрением. Из турецких ведьм только Акса могла более или менее успешно ознакомиться с записями Норы Витальевны, и у неё были, в общем, известные проблемы. В-основном, с почерком, но и с содержанием, если можно так выразиться. Нора Витальевна в обычной жизни была учительницей русского языка и литературы, и писала… красиво. Не сказать, что не по делу, но длине её периодов и выбору слов позавидовал бы даже великий бородатый классик. Акса, страшно ругаясь, осиливала те отрывки, где речь шла о даре стражниц, о замках или о «муравьином льве». Многое из того, что она могла там прочитать и перевести матери и сестре, поразительным образом не согласовывалось с тем, что они привыкли считать неоспоримой истиной. Но что это значило? Скорее всего то, что их семья вовсе не являлась достойной хранительницей традиции и не сберегала знания неизменными в течение многих поколений. Наставница матери когда-то сказала ей, что закрывательницы большой силы не рождались уже больше трёхсот лет. Самой сильной закрывательницей, способной «закрыть» человека, была Эвелин Хейли из Великобритании, и она никогда не практиковала свой дар на путешественницах. Только на обычных людях, чтобы защитить их от «толчка». Второй по силе была Йилдыз, и эта могла «закрыть» даже сильную путешественницу, но, откровенно говоря, такое случилось всего один раз, и всё стамбульское сообщество ведьм очень старалось не допустить второго. Йилдыз могла бы закрыть и город, найди она путешественницу, стражницу и толкачку нужной силы, но у неё не было такой необходимости. Кроме того, Йилдыз была достаточно умной, чтобы обратить страх окружающих не в ненависть, а в авторитет.
Олеся оглядела присутствующих. Все они думали, что в Стамбуле у Сони есть агент, и все они считали, что это не Йилдыз. Ни к чему было той так подставляться. Но кто-то узнал и рассказал Соне про блог, про условный знак, про «тетрадь». Кто-то напал на Светку в Мадриде. Кто-то пугающе близкий к ним.
— Итак, что мы имеем, — говорила Елена. — Судя по записям, и я так понимаю, ваши сведения это подтверждают, если тело замка не погибло в момент запечатывания, то есть шанс разрушить канал и вернуть его, так сказать, душу обратно.
— Это не душа, — поморщилась Ёзге, — Аллах, вы как дети. Личность это. Энергоинформационная матрица.
— Ёзге, дорогая, — Елена вздохнула, — У меня высшее образование в области математики и кибернетики. Я вот это — она постучала указательным пальцем по странице, — Четвёртый месяц катаю в голове, и так и не смогла уложить. А писала это тётка, которая всю жизнь занималась вбиванием в детские головы луча света в тёмном царстве и прочих лишних людей. Она таких слов не знала вообще никогда.
— Что за лучи? — изумилась Ёзге.
— Не обращай внимания, это цитата, — сказала Олеся, — Это из русской литературы. Неважно! Лучше объясните мне, пожалуйста, как нам разрушение канала поможет Светку вернуть?
— А это просто, — кивнула Елена. — Соня самую малость просчиталась. Твой муж, — она повернулась к Насте, — Во-первых, он должен был умереть в момент запечатывания. Не имею понятия, почему он выжил. Может, у него столько сил, что хватило с избытком, может, ты лопухнулась, и не совсем точно закрыла оболочку, но остался… ну, тут Нора пишет про такую возможность, что может остаться… — она поискала глазами строчку, быстро придавила букву, точно мошку:
— Вот! Так. «…возможность сохранить волокно, которое, пронзая Изнанку, послужит достаточным средством связи персоны замка с его биологическим телом. Этот приём требует дополнительных усилий от толкательницы, повышенной точности координации и удачного состояния карты вероятностей. Его применяют крайне редко; в сущности, в прошлом известны только два таких случая, и в обоих необходимость сохранить…» — дальше неважно. Суть в этом. Там ниже технические подробности, описанные замечательным метафорическим языком, который я не понимаю. А вот она — Елена кивнула в сторону Насти, — Должна понять.
Настя вздрогнула и выпрямилась — на неё опять смотрели все собравшиеся за столом.
— Соня говорила, что моем мужу ничего не грозит. И… технически он… он ведь жив, так? Возможно, она изначально…
— Планировала оставить связь? — Елена смотрела на неё насмешливо, остальные — с сочувствием. — Вот уж вряд ли. Вы с ней виделись после этого?
— Несколько раз… — Настя принялась теребить салфетку, глядя на свои руки. Надо же, заусенцы. Откуда? Вроде бы, всегда следила за ногтями…
— И что? — нетерпеливо спросила Олеся. Эта рыжая бесила Настю даже сквозь глухую усталость и отчаяние, навалившиеся чудовищной тяжестью.
— Мы мало разговаривали. Она сказала — отдохни. Всё образуется. Сказала, что Сашка получил…шок. Но это ничего, это пройдёт… Сказала — ещё увидимся, продолжим… А он… — Настины глаза в очередной раз налились слезами.
— А он в кататонии четвёртый месяц, — закончила за неё Елена. — Ладно. Ситуация простая. Откроем Нижний — твой муж очнётся. Не откроем — будет овощем до конца дней своих, а конец при нашей медицине наступит быстро. Тогда у города будет очень озлобленный и не вполне вменяемый замок, потому что, в отличие от здешних, его заманили в ловушку неподготовленного и без согласия. Ровно то, что нужно Соне, я полагаю.
