Мрачный Буйвол слушал, помешивая в своей миске уже остывший загустевший суп. Малыш постукивал пальцами по краю стола.
— …Потом стало светло — загорелись еще четыре дома. Люди бежали в степь. С оружием. И без. Дети бежали. Кричали. Скотина ревела. Горела. Люди горели. Страшно было. Хал-тет стоял у своего дерева, кричал. Он их видел. Показывал на них. Потом упал. Многие падали. Стрелы все летели. Ничего было не разобрать. Но кто-то уже дрался. Вилами, топорами. Голыми руками. А стрелы летели… Потом загорелся наш дом. Вся деревня горела. Было светло как днем… А все бежали в ночь. Прямо на стрелы… — Девушка замолчала, тихонько всхлипнула.
— Весельчак вернулся, — сказал Малыш. — Набрал новых людей и вернулся мстить. А нас там не было.
Буйвол отодвинул миску. Посмотрел на притихшего паренька, что когда-то провожал их до горного перевала.
— Кто остался жив?
— Я, — сказала Айхия, — мой дядя и Хатук. Еще с нами шел Кахим, но его ранили. В бок. И он умер. В горах.
— И все?
— Не знаю… Не знаю… Деревня сгорела… И было холодно…
Я больше никого не видела… Мы бежали вчетвером. А тот человек все кричал из ночи: “Меченый! Меченый!” Это очень страшно…
— Шалрой ранен, — сказал Малыш. — И сейчас прячется…
— Они нагнали нас у самых гор, — Айхия подняла голову, посмотрела в лицо Буйволу, и он заметил, что глаза у нее теперь совсем другие. — Они стреляли в нас, когда мы лезли по камням вверх. Они попали в дядю. В руку и в ногу. И он упал, покатился по склону. Провалился в расщелину и раздробил ступню. А тот человек все кричал: “Меченый! Меченый!” И смеялся… Потом они полезли за нами. Но было уже темно. И мы ушли от них. Но ненадолго.
— Они вдвоем несли на себе Шалроя, — сказал Малыш. — Кахим сам едва шел.
— Кахим умер на следующий день, — сказала девушка. — Упал на снег. И больше не шевелился. Он умер, а мы сняли с него верхнюю одежду. Все сняли. И пошли дальше. Дяде было плохо. Он хотел, чтобы мы его оставили. Потом ему стало еще хуже. Он уже ничего не хотел…
— Они тащили его вдвоем, представляешь? — Малыш покачал головой. — Волочили по снегу. Через горы. Там, где зимой никто не ходит.
— Было страшно. А те люди все шли за нами. Мы много раз видели их. И мы не останавливались. Шли и шли…
— Я знал дорогу, — негромко, не поднимая головы, сказал Хатук. — Я знал, что там можно пройти. Мне говорил об этом Халтет.
— И мы прошли, — сказала Айхия. — Мы, трое…
— И знаешь, где они оказались? — спросил Малыш.
— В монастыре, — угрюмо предположил Буйвол.
— Именно! В пещерном храме Локайоха. Там, где вылечили твою руку.
— Монахи подобрали нас. Мы замерзали, мы страшно устали и не могли больше сделать ни шагу. А они привели нас к себе, накормили, согрели. Три дня мы не думали о разбойниках. Мы надеялись, что все кончилось. Но потом они все-таки появились. Они нас нашли…
— Чет Весельчак не сунется в храм, — сказал Буйвол. — За его голову монахи дают пять тысяч серебром.
— Уже восемь тысяч, — поправил товарища Малыш.
— Тем более.
— Чет не собирается лезть в логово монахов, — сказал Малыш. — Да и непросто это сделать. Туда не пускают кого попало… Но Весельчаку нужен Шалрой. Меченый.
— И они стерегут вход, — сказала Айхия. — Они ждут.
— А в монастырь ведет единственная дорога, — добавил Хатук.
— Лазутчики Чета стерегут подступы к храму, — сказал Малыш. — Его люди живут в соседних селениях. Весельчак не отступится, пока не убьет Шалроя.
— Он окончательно сошел с ума, — сказал Буйвол. — Ну какое ему дело до пастуха?
— Просто… — Малыш замялся, словно не зная, стоит ли произносить вслух то, что крутится на языке. Буйвол вопросительно глянул на товарища:
— Что?
— Просто… Он ни перед кем не опускался на колени… Он упрям… Понимаешь, о чем я?..
Надолго установилось молчание. Заерзал на скамье глухой Тек, видя, что не все ладно у гостей, закряхтел, заулыбался беззубо и неуверенно. Прошамкал что-то, должно быть, пошутил, засмеялся, словно раскашлялся.
— Как вы ушли из храма? — спросил Буйвол у Айхии.
— Нам помогли монахи.
— Они вывезли их обоих, — сказал Малыш, — с продуктовым обозом.
— Надо было уходить всем троим, — сказал Буйвол.
— Уходить… — Малыш было усмехнулся, но глянул в сторону девушки и поспешно стер с лица неуместную ухмылку. — Шалрою отрезали ступню. Теперь он плохой ходок.
— У него нет пальцев на ноге. И он все еще болен, — сказала девушка. — Монахи говорят, что у него гниет кровь. Но он выздоравливает. Его мучают видения, и он постоянно бредит.
Буйвол покачал головой, удивляясь наивности Хатука и Айхии:
— Неужели вы надеялись найти нас?
— Да, — сказала Айхия. Помолчав, она добавила смущенно: — Мы не думали, что мир такой большой. Нам казалось, что отыскать вас будет несложно.
— Действительно, это оказалось совсем несложно, — сказал Малыш. — Они покинули монастырь и уже через два дня встретили меня. Представляешь?
— Вполне, — пробормотал Буйвол.
— Вот я удивился! Но с крыльца в снег я не падал!
— И теперь, — угрюмо сказал Буйвол, — мы должны отправиться в храм Локайоха, чтобы спасти Шалроя.
— Ты сам все понял! — воскликнул Малыш, стараясь выглядеть веселым, но с тревогой посматривая на товарища. — Определенно, одиночество пошло тебе на пользу!
— Мы оба понимаем, что это значит, — холодно сказал Буйвол.
Снова все замолчали. Айхия смотрела в свою тарелку, казалось, что она боится поднять глаза. Неразговорчивый Хатук грыз ноги. Он сильно переменился с последней их встречи — осунулся, повзрослел. Будто бы даже несколько одичал… Малыш катал в ладонях упругий хлебный шарик. Буйвол с силой тер переносицу, морщился, словно у него болела голова.
— Я не знаю! — процедил он сквозь зубы, будто простонал. — Не знаю! Значит, опять я все делал не так! Ничто не изменилось! — Он стукнул кулаком по столу. Потом еще раз, сильнее, злее. Посуда, подпрыгнув, звякнула. Встревоженно завозился глухой Тек, пригрозил пальцем разбушевавшемуся гостю, прокряхтел что-то сердитое.
— Как мне теперь поступить?! Ну что молчите?!
— Спаси его… — прошептала Айхия. Голос ее дрожал. — Помоги… Пожалуйста…
— Ты упрям, — раздраженно сказал Малыш. — Упрям, но не как бык. Ты упрям как осел. Кажется, этого я тебе еще не говорил.
Буйвол глянул на напарника, тяжело, исподлобья. Поиграл скулами. Сказал:
— Я хочу подумать… Дайте мне время… Оставьте меня!..
Он посмотрел на девушку, и лицо его вдруг смягчилось. Он почувствовал это и, испугавшись своей слабости, смутившись, закрылся ладонью, сделал вид, что вытирает рот, поспешно встал.
