Ранал едва не смахнул рукавом чашку — сегодня он, пожалуй, был ещё более неуклюж, чем обычно. Волновался?
— Воспринимайте это просто как дружеский визит.
Орлана вежливо улыбнулась ему и подпёрла голову ладонью. Незабраные волосы пощекотали запястье. Она ничего не имела против Каэды. В конце концов, он ведь и правда не знал, что Ализ и Тенок творили за его спиной. А то, что не являлся к ней ещё со времени нападения Мелаэр — сущие мелочи. У него ведь так много дел.
— Я понимаю, все эти события, они дались вам нелегко. Мне и правда очень жаль. — Каэда взмахивал руками, как будто собирался взлететь. — Это как история с мечом. Тут я, конечно, дал маху, когда поверил этому вашему учёному-советнику, что вы очень обрадуетесь такому подарку. Но а я-то что? Я всего на свете знать не могу.
«Вселенский Разум, неужели ему никто не сказал, что так вести себя не принято», — устало думала Орлана, кивая каждой его фразе.
— Но поймите, моей вины в этом нет. Я не могу отвечать за своих министров. В конце концов, одно вы убили, а второй вообще исчез. Наверняка скрывается где-нибудь под чужим именем.
Орлана отвела взгляд.
— Видите ли, лорд консул. Дело в том, что я всё отлично понимаю. И ещё лучше я понимаю, что основная задача правителя — это не то, чтобы стать многоруким богом и контролировать сразу всех. Задача состоит в том, чтобы на каждую должность назначить достойных кандидатов. Не думайте только, что я вас упрекаю. Ведь я тоже оказалась отвратительным правителем. Вас предало всего два министра, а меня — пять советников. И нет мне за это никакого прощения. Впредь я буду аккуратнее, и вам бы стоило.
Каэда взглянул на Орлану так, словно она читала заклинание на древнем языке.
— Спасибо за совет, конечно, но вообще-то я пришёл не за этим. Когда вы сказали, что у меня к вам очень личное дело, вы были правы. Я бы хотел, — и Ранал красноречиво поперхнулся, — просить руки вашей сестры.
Орлана даже не сразу поняла, о чём он.
— Мари? Я думаю, этот вопрос стоит задать в первую очередь ей.
— Дело в том, что с ней этот вопрос уже давно решён. Мы просто ждали подходящего момента. — Его взгляд показался Орлане хитрым. Каэда моргнул и уставился на неё выжидательно.
Орлана вырвала себе пару мгновений на размышление, разглаживая подол. Чёрное платье. Не бархатное, другое. То пришлось отложить на время из-за стремительных изменений в её фигуре.
— Ну, если вы оба делаете это добровольно, то я не вижу причин отказывать.
Ранал подскочил так резво, что всё-таки свернул поднос, и маленькая серебряная ложка зазвенела о мрамор. К счастью, чашка устояла. Он подхватил руку Орланы и сжал в знак благодарности, ещё и принялся трясти.
— Боги, лорд, не стоит, — простонала она в отчаянии. — Похоже, мне всё-таки придётся организовать праздник, как мечтал Файзель.
— Не беспокойтесь, — рьяно заверил её Каэда, явно не расслышавший последних слов. — Половину затрат и хлопот я беру на себя.
Он убежал, может, домой, или к Мари, а Орлана сидела, разглядывая своё отражение в серебряном подносе. Заправляла волосы назад и распускала снова. Бледное лицо в начищенном серебре казалось чужим.
Орлана всё ещё помнила, очень хорошо помнила ту ночь, когда бежала по улицам, глотая холодный воздух, когда рыдала, скорчившись, на руках Файзеля. Она никогда, ни раньше, ни позже, не выказывала перед ним свою слабость, ни слезами, ни словами, ни как-то ещё. Это, наверное, была самая трудная ночь.
А она так и не сказала Аластару. Так и не сказала.
Задумчивость Орланы разрушили тихие шаги. Отчаянно зашуршали ветви дерева за окном. На руку Орлане легла его рука.
— Моя императрица, что произошло? Мне сказали, что к вам приходил лорд консул, и все слышали его крики. — Аластар опустился на одно колено рядом с её креслом.
Она ответила не сразу.
— Нет, с Каэдой ничего не произошло. Аластар, присядьте, я хотела с вами поговорить.
Он сел в кресло, только не напротив, как Ранал, а рядом. Блики света блуждали в серебряном подносе, заставляя Орлану щуриться — она смотрела мимо.
— Помните нашу первую встречу? — сказала она, ощущая, как немеют губы. — А я отлично помню. Было пасмурно, тепло и сухо. Такая хмурая весна. Не помню, зачем я ждала отца в его приёмной. Вы с ним говорили в кабинете. Помните, у него на столе ещё лежала книга, заложенная алой лентой. Вы зашли в приёмную и скользнули по мне невидящим взглядом. Потом вышел отец и сказал: «Познакомьтесь, это Орлана, моя дочь».
Она взглянула на Аластара: тот смотрел озадаченно или настороженно, и не улыбался. Лучи солнца ласково касались его пальцев.
— Вы знаете, я думаю, всё началось, как раз когда я увидела вас впервые. Можете смеяться, я тоже никогда не верила в любовь с первого взгляда. Но она и не была — с первого. Шло время — ещё два года до смерти отца, и целых двадцать лет после, и многое произошло. Не подумайте, я бы никогда не призналась. — Она вертела в пальцах поднятую с пола серебряную ложку и не могла сдержать лишние движения. — У меня с мужем были хорошие отношения. И даже когда-то — влюблённость. Он замечательный был, добрый и иногда даже внимательный. Мы вместе воспитывали детей. Кто же знал, что всё так обернётся.
Аластар успокаивающе коснулся её руки, и ложка выпала из пальцев Орланы. Маленькая серебряная ложка — и солнечный зайчик запрыгал по высокому потолку.
— Почему вы мне это рассказываете?
Орлана знала, что её голос задрожит.
— Я хочу, чтобы вы знали, что я вас люблю. И всегда любила. Я больше не могу быть каменной.
Вместо ответа он притянул её к себе и поцеловал в висок. Орлана долго не могла решиться открыть глаза. Хотелось ещё что-то объяснять или брать свои слова обратно, но она молчала. Потом чуть отстранила его руки.
— Это глупо, что все считают меня каменной. Вчера вечером я говорила с Эйрин. Знаете, что страшно? Два года назад я должна была видеть, что с ней происходит, а я не удосужилась даже обратить внимание, а тревогу забила, только когда она ушла в храм.
— Вы берёте на себя слишком много вины. Считаете промахи, а победы упускаете. Никто не может прожить идеальную жизнь, моя императрица. Да и Эйрин уже не маленькая девочка, чтобы вы следили за каждым её шагом.
Орлана нетерпеливо тряхнула головой.
— Нет, не за каждым. Но я должна была заметить, что она убила своего нерождённого ребёнка. Я ни в чём не могу обвинить её. В конце концов, я с ней даже видеться не хотела в те дни, я с ней не могла заговорить. Я слишком злилась из-за переворота. А теперь мне страшно думать, что испытывала она, думая, что за такое я её вообще убью.
