Мили проскальзывали мимо, и мы уже подбирались вновь к Черной Дороге, когда мой разум ощутил знакомый удар. Я передал поводья Ганелону.
— Бери! — приказал я. — Правь!
— Что с тобой?
— Потом. Правь!
— Поторопиться?
— Нет. Езжай, как едем, только помолчи некоторое время.
Я закрыл глаза, сжал голову ладонями, опустошил ум и возвел стену вокруг пустоты… Никого нет дома. Ушли в гости. Адвокатов не требуется. Собственность без владельца. Просьба не беспокоить, нарушители будут преданы суду. Осторожно, злая собака. Горный обвал. После дождя скользко. Сносится для перестройки.
Напряжение спало, тяжко навалилось вновь; я опять блокировал его. Потом пришла третья волна. Я справился и с нею.
А потом все исчезло.
Я вздохнул, потер глаза.
— Теперь все в порядке.
— Что случилось?
— Со мной пытались связаться весьма необычным для тебя способом, наверняка это был Бенедикт. Он, наверное, только что узнал кое о чем… и захотел остановить нас. Теперь я снова возьму поводья. Боюсь, он не замедлит пуститься в погоню.
Ганелон передал мне поводья.
— Есть у нас шанс ускользнуть?
— И неплохой, ведь мы уже достаточно далеко. Я хочу еще потасовать Тени, как только голова перестанет кружиться.
Я правил. Дорога петляла и изгибалась… Некоторое время мы ехали вдоль черной ленты. А потом дороги стали сходиться. Наконец мы оказались лишь в нескольких сотнях ярдах от нее.
Ганелон молча вглядывался вперед и потом произнес:
— Уж слишком она похожа на то самое место. Та же туманная пелена вокруг и ощущение, что сбоку что-то шевелится, а повернешься — и ничего.
Я закусил губу. Я взмок. Я пытался сместиться от этой штуки, и что-то все время противилось мне. Не было ощущения монолитной недвижимости, той, что возникает, если ты вдруг соберешься вступить в Тени в Амбере. Здесь было другое чувство — неизбежности.
Мы, как положено, двигались, переносясь из Тени в Тень. Солнце поднималось все выше, к полудню, но рядом с этой полосой в голову лезли мысли про черную полночь. Небо утратило голубизну, деревья стали выше, вдалеке появились горы.
Неужели дорога прорезает и саму Тень?
Должно быть, так. Иначе как смогли бы найти ее Джулиан и Джерард и заинтересоваться ею?
Я уже начинал опасаться, что, к несчастью, и эта дорога имеет прямое отношение ко мне.
Проклятие!
Мы довольно долго ехали неподалеку от нее, постепенно приближаясь к темной полосе. И скоро нас разделяла только сотня футов. Пятьдесят…
Наконец, как я ожидал, обе дороги пересеклись.
Я натянул поводья, набил трубку и раскурил ее, не отрывая глаз от дороги. Стар и Огнедышащий Дракон явно остерегались темной полосы, внезапно оказавшейся перед ними. Кони ржали и пытались сойти на обочину.
Дорога пересекала черную полосу наискось, и часть ее скрывали от взгляда невысокие скалы. Темноту густо обрамляла черная трава, островки ее попадались и у подножия скал. Повсюду липли клочки тумана, над впадинами клубились дымки. Над темной полосой стояла легкая мгла, и небо сквозь марево казалось темным и грязноватым. В предстоящей тьме царило молчание, не имевшее ничего общего с покоем, словно кто-то невидимый спрятался там, затаив дыхание.
А затем раздался визг. Девичий. Или, может быть, пожилой дамы в отчаянии?
Доносился он справа, прямо из-за холмов. Подозрительно. Черт побери! Или же это всерьез?
Я перебросил поводья Ганелону, соскочил на землю, выхватил Грейсвандир.
— Пойду посмотрю, — сказал я, повернулся направо и перепрыгнул через придорожную канаву.
— Не задерживайся! — крикнул мне вдогонку Ганелон.
Раздвигая кусты, я дошел до каменистого склона, продрался через такие же заросли с обратной стороны и полез вверх по следующему, еще более высокому откосу. Визг повторился, и до меня донеслись новые звуки.
А потом я добрался до верхушки холма, откуда открывался вид вдаль.
Чернота начиналась внизу футах в сорока от меня, безобразие творилось уже в ней — еще футов на сто пятьдесят подальше.
Черно-белую картинку нарушало одно лишь пламя. Женщина в белом платье — черные волосы разметались по плечам — была привязана к одному из темных деревьев. Ноги ее тонули в тлеющем хворосте. Полдюжины волосатых альбиносов-мужчин, почти нагишом, продолжая на ходу раздеваться, копошились вокруг, бормотали и хихикали, тыкали в женщину и в огонь палками, что были у каждого, время от времени хватаясь за чресла. Языки пламени лизали одежду женщины, уже начинавшую тлеть. Длинное одеяние было разодрано в клочья, мне была видна ее дивная фигура, хотя дым скрывал лицо.
Я рванулся вперед на Черную Дорогу, перепрыгнув через длинные вьющиеся травы, и врезался в толпу. Я срубил на ходу голову одному и пронзил мечом второго, прежде чем кто-нибудь из них что-то понял. Остальные повернулись ко мне, выставив палки, размахивая ими и крича.
Грейсвандир не останавливался, пока все они не умолкли и не свалились на траву. Из тел текла черная жижа.
Я обернулся и, задерживая дыхание, затоптал огонь. А потом приблизился к даме и разрезал ее путы. Рыдая, она рухнула в мои объятия.
И только тут я увидел ее лицо, точнее, отсутствие оного. Ко мне была обращена овальная маска слоновой кости, совершенно ровная и гладкая, лишь с двумя небольшими прямоугольными прорезями для глаз.
Я оттащил женщину подальше от кострища и черных луж. Тяжело дыша, она липла ко мне, прижимаясь всем телом. Выждав какое-то время, я попытался освободиться, но она не отпускала меня, проявив неожиданную силу.
— Теперь все в порядке. — Я сказал это или что-то столь же заезженное и уместное в подобном случае, но она и не думала отвечать.
Женщина крепко обхватила мое тело, неуклюже и ласково поглаживая, что не могло не обеспокоить меня. Она становилась все желаннее и желаннее. Вдруг я понял, что глажу ее по волосам, ласкаю ее грудь…
— Теперь все в порядке, — повторил я. — Кто ты? Почему тебя жгли? Кто они?
Она не отвечала. И теперь уже не рыдала, просто тяжело дышала, но уже по-другому.
— Почему на тебе эта маска?
Я потянулся за ней, она отклонила голову назад.
Впрочем, это было не так важно. Я был безволен, обессилен, как боги эпикурейцев, но что-то холодное, трезвое внутри меня отдавало себе отчет в неестественности подобной страсти. Однако я желал ее и был уже готов для этого.
Тут меня окликнул Ганелон. Я хотел повернуть голову, но женщина не позволила мне. Я был удивлен ее силой.
— Дитя Амбера, — раздался полузнакомый голос. — Мы должны это сделать за все, что ты дал нам, и сейчас ты полностью станешь нашим.
